Дневник Великого поста. священник Александр Дьяченко

Иван?

      – Какой Иван?! Меня зовут, как вашего самого главного. Адольфом меня зовут!

      Оба солдата в изумлении задумались и замолчали.

      – Ну и дела! Если я русский и Адольф, а ты немец и Иосиф, так что же мы, дураки такие, воюем, а? И в Германии, и в Советском Союзе люди носят одни и те же имена и ненавидят друг друга. Неправильно это!

      И решили два бывших врага немедленно покончить с этой неправдой. Достал Адольф кисет с русским табаком, сам закурил и немца угостил. Было б что выпить, наверняка бы выпили.

      – Мы бы с ним точно выпили, – сетовал потом Адольф Ильин, – да не успели. На фронте установилось затишье, и снова в расположении появились особисты.

      Сегодня вечером на службе ко мне подошел мужчина. Лицо знакомое, а кто он, не знаю.

      – Батюшка, нам бы дедушку отпеть. Завтра хороним.

      – А как дедушку звали?

      – Адольф Иванович. Ой, нет! – Мужчина достает из кармана сложенный лист бумаги, разворачивает и показывает мне. – Вот, это он специально для нас такое напоминание оставил и повесил у себя над кроватью.

      «Для Христа мое имя теперь – Анатолий».

      Воскресенье

      Небесная страховка

      Тяжело здоровым и сильным видеть людей страдающих. Даже если ты не очень здоров, но сам на собственных ногах вполне еще способен дойти в храм на службу, вид человека откровенно больного вызывает у тебя сочувствие. Подумаешь про такого страдальца: эх, бедный, помоги тебе Бог! А если дети болеют или люди совсем еще молодые? Увидишь такого в храме среди молящихся, хочется тебе или нет, а на языке так и крутится: «Как же так, Господи?» И что, ничего уже не сделать и никак не помочь?

      Месяца три назад мы служили воскресную литургию, и я обратил внимание на молоденькую девушку. Лет шестнадцати, наверное, хотя с годами мне все сложнее угадать возраст молодых людей. В юности мог безошибочно сказать, сколько человеку лет, а сейчас уже не попадаю. Посмотришь – маленькая, худенькая, – а у нее уже двое своих ребятишек, а то и трое. Потому и не берусь угадывать. А у этой личико еще такое детское и фигурка еще неоформившаяся, как у подростка. Главное, на лице очки с толстыми линзами, а один глаз и вовсе закрыт. Такое впечатление, будто веки на закрытом глазе пришиты одно к другому. Увидел, и резануло. Полуслепая, как ей дальше жить? Девочка, ей семью создавать, а еще и профессию получать надо. И про родителей подумалось, и про дедушек с бабушками. Всех вспомнил тут же во мгновение ока. Просто если сам уже побывал во всех этих ипостасях, легко представить себя на месте каждого. И на каждом месте ощущаешь боль. Стоит, молится, головку наклонила. Рядом пожилая женщина. Бабушка, наверное. В одиночку ей до нас не дойти. Порой сетуешь на себя и сетуешь. Столько лет в храме, а даров у тебя нет и никогда не будет. Это те, древние, могли исцелять, даже усопших из гробов поднимали. Мы, нынешние, для подвигов не годимся. Потому даров у нас нет. Хотел спросить ее имя, но после службы сразу, не подходя к кресту, девочка ушла.

      Потом я видел ее еще раз и еще, но ко мне она не подходила. Может, стеснялась?