Чеченские рассказы. Александр Карасев

прапорщика. Вернее, я о нём не вспоминал в потоке гражданской жизни. Необычная жизнь разительно хлестнула в уши возгласами: «Водочка! самогоночка!», предвещая рекламу на каждом шагу. Два года назад я рыскал по городу, как юный следопыт, и получал две бутылки после часовой очереди. С зятем мы три раза занимали очередь, чтобы позвать гостей на мои проводы. Теперь мне дали ваучер, я поступил на истфак и не мог жениться, не поддаваясь соблазнам коммерции и бандитизма. Бушевала инфляция, я изучал промыслы египетских жрецов и исход евреев из Египта. Потом появилась песня Сюткина: «Любите, девочки, простых романтиков: отважных лётчиков…»

      Когда я слышу эту песню, перед глазами стоит человек в синем бушлате, унылое небо над двориком комендатуры, и уже в другом небе (почему-то жёлтом) вертолёт над складками гор.

      10. ЗАКЛАДКА

      Душный воздух смешивается с дорожной пылью, запахом выхлопов, звуками клаксонов и визгом покрышек. В кафе на углу Рашпилевской и Соборной вошла девушка. Она взглядом пробежалась по полупустому залу и встала в очередь.

      Когда съедено пирожное, выпит вкусный, напоминающий детство коктейль, девушка склоняется над пакетом с тетрадками. В её подрагивающих пальчиках ручка. Она пишет на листочке в клеточку:

      «Боже, как все плохо. Как мне плохо. Я никому не нужна. Думаю – это никогда не закончится. Сейчас надо идти на лекцию, а мне так плохо, что хочется рыдать, про все забыть. Что я натворила…»

      В гуле проносящихся машин слышатся отголоски музыки Милен Фармер. Это происходит скорее от психического напряжения, а возможно, действительно где-то слушают любимые песни, и через большие оконные стёкла кафе, и до них через множество преград, проходит мягкий мелодичный звук. Девушка на минуту сбивается, прислушивается и продолжает писать. Её мысли как будто тоже отрываются от листа бумаги и снова ложатся и льются уже в ином русле.

      «…Так хочется быть любимой, чтобы за тобой ухаживали, оберегали…», – девушка смотрит в окно и, что-то вспомнив, продолжает: «…но некому. Всем надо одно и то же. Тела и ничего больше.

      Хотя о чём я? Сейчас от меня никому ничего не надо.

      Как себя изменить? Как стать холодной, стервой? Как сделать, чтобы тебя уважали и хотели завоевать.

      Мама! Почему я такая? Почему мною пользуются, а потом бросают? И так становится невыносимо, что не хочется жить…»

      Девушка как-то сжимается, собирается, мельком смотрит на часики. Строчки выравниваются, а буквы приобретают нажим.

      «…Но все хватит плакаться, пора собирать все силы и идти на лекцию. Всем улыбаться и говорить, что все о’key, что никаких проблем. А что дальше? А дальше семинары, сессия, которую надо во что бы то ни стало сдать!»

      Девушка шла на лекцию по гражданскому праву, а впереди была целая жизнь, со всеми горестями и счастьем, обыденностью и волнениями; жизнь, в которой утонут воспоминания о неудавшейся любви, и только изредка в непослушной памяти всплывут встречи, заставлявшие