Смех сквозь слезы. Чичер Колымский

Дрезденском университете преподавала русский. Хельга Вильямовна Штосс. Занятия ведёт, исключительно на немецком. Злая, как мегера. В параллельной группе двадцать пять двоек поставила. А у нас на первом занятии был такой прикол, – не поверишь!

      – Кто староста группы? – на своём родном застрочила немка, как из пулемёта. А мы не бельмеса не понимаем. Попрятали головы, как страусы. Кому охота платить штраф (мы за каждую двойку баксы отстёгиваем)?

      Тут Толя Бирман (ты его знаешь, рыжеволосый такой, с большими залысинами и маленькими рачьими глазками на выкате) очухался немного, толк в бок своего соседа Валентина Грищука. Валентин – староста нашей группы. Видел бы ты его – умора. Тщедушный- тщедушный – кожа да кости. Грудь- как у цыплока коленка, – бей чем хошь, только потихоньку. Одним словом, живой свидетель Хиросим).

      Так вот, значит, Толя толк Грищука в бок: «Она спрашивает, кто староста группы».

      Валентин робко потянул руку вверх, а затем и сам поднялся: – «Ихь…», то есть «я» по-немецки.

      – Зер гу-утт! – цепким взглядом стрельнула немка на худющего студентика, мол, очень хорошо, а сама намотала на ус, что её вопрос староста разгадал не без помощи соседа. – Что у вас было сегодня на завтрак? – всё также сухо пустила немка вторую очередь. Валентин, естественно, ничегошеньки не понял из её слов. Чтобы не выдать себя, закатил глазки к потолку, будто обдумывает ответ, а сам теребит, теребит за рукав Бирмана, чтобы тот быстрее подсказывал. Толя уже раскрыл, было рот, но немка зыркнула на него и повторила свой вопрос. Валентин услышал знакомое слово «морген», уцепился за него, упрямый хохол, как утопающий за соломинку.

      – Морген…утро…утро, – бубнил Грищук, косясь на Толика.

      Бирман на то и Бирман, – кого хочешь вокруг пальца обведёт. Прикрыл ладошкой рот так, чтобы немка не видела, стал интенсивно жевать и чавкать. Немка «подсказку» не видит, но слышит, кто-то чавкает. Валентин быстренько сообразил, что от него требуют и выпалил первое попавшееся: «Ихь тринке тее», то есть «я пил чай».

      – Зер гу-утт! – поняв, что с ней ведут нечестную игру, немка стала ещё суровее и продолжила «пытать» студента. – Что вы ели вчера в обед?

      Валентин услышал знакомое слово «ессен»(есть, кушать), да Бирман успел шепнуть слово «обед». Грищук, продолжая закатывать глазки к потолку, усиленно пытался вспомнить, что он вчера обедал. Наконец-то вспомнил: украинский борщ, гуляш с гречкой и чай. На радостях набрал полную грудь воздуха, чтобы выпалить ответ, но в последний момент, к ужасу своему, сообразил: он не знает, как сказать по-немецки «украинский борщ и гуляш с гречкой». Аудитория во главе с немкой замерла в ожидании ответа. Пауза явно затягивалась, да и Валентину уже страсть как хотелось выдохнуть(лёгкие- то у него с твой кулачок будут). Он резко испустил дух и на самом конце издыхания тихо сказал: «Ихь тринке тее»…

      Хельга Вильямовна разгадала замешательство Грищука, но, видя, что тот упрямится, как партизан на допросах, решила окончательно «добить» его:

      – Что