Интервью на разворот. Рассказы. Николай Свистунов

жна, – а какая ловкость у пенсионера.

      Яков Владимирович Намедни был пенсионером с большим стажем. На его длинном веку многие одногодки сходили с дистанции на выживаемость, а он, ничего, жил. Хотя, по правде сказать, шансов прожить долгую жизнь у него не было никаких. История появления на свет Якова Владимировича Намедни относится к тем годам, когда отгремела гражданская война. На бесчисленных дорогах, в городах и весях погибло множество всякого народа, русских и нерусских, богатых и бедных, грамотных и не очень. В огне войны и революции перемешалась страна, но природу не обманешь. Отгремели орудия, вытерли будёновцы красные от крови сабли, засунули их в ножны, и давай народ плодиться и размножаться. Заметьте, что плодиться и размножаться начали все и сразу. Чтобы восполнить невыносимые для страны людские потери, мужики и женщины бросались в объятия друг другу.

      День своего рождения, а также год, в котором ему угораздило родиться, он не знал. Вернее знал, но примерно. Год туда, год сюда – какая разница. Главное, что родился Яков Владимирович Намедни ранней осенью в небольшом городишке в центральной части России, и запись в его метрике гласила однозначно: год рождения – 1926.

      Отчего такая неразбериха? – спросите вы, а от того, что Якова Владимировича Намедни в то раннее предосеннее утро нашла под забором, запелёнатого в одеяльце, простая женщина-молочница. Шла она себе потихоньку в булочную очередь за хлебом занимать, думы разные думала, и вдруг бродячая собака затявкала под ногами. Тут надо упомянуть о том, что собака в 1926 году была большой редкостью. В голодные годы почти всех собак съели. Население городка не могло мириться с тем, что в животе урчит от голода, а мясо просто так бегает по дорогам и на тебя ещё и лает. Так что женщина оторопела. Вот так новость – собаки развелись в городе! А, кстати, чего это собака рано утром лает на забор? Оглянулась молочница, посмотрела с опаской по сторонам и ничего опасного для себя не обнаружила. Собака рыжей масти, худая и наглая, оскалила зубы в предрассветных сумерках, словно у её ног лежал враг. Любопытство разобрало женщину. Она яростно, не хуже собаки, рявкнула в собачью сторону и для острастки махнула пустой кошёлкой.

      – Ишь, разоралась с утра, собачья порода без роду без племени, – добавила она к взмаху кошёлки и только после того, как собака испугано взвизгнула и скрылась в дыре покосившегося забора, подошла ближе.

      В тени штакетника, прямо на траве, она увидела лежащий шевелящийся комочек. Этот комок был запеленут в тонкое одеяльце и, видимо, содрогался от холода и голода.

      «Эх, не к добру это», – подумала женщина, но на счастье подкидыша не поленилась, нагнулась к одеяльцу, развернула его и увидела то, что и ожидала. В серой простыне барахталось маленькое, синюшного цвета существо мужского пола. Это существо посмотрело на женщину чёрными глазами и тихо пискнуло. После второго писка молочница выдохнула, в её сердце проникла жалость к недавно родившемуся человеку, брошенному на произвол судьбы сучкой-матерью.

      – Боже праведный! – вскрикнула она. Правая рука попыталась было осенить лоб крестным знамением, но замерла на полпути. Новая власть объявила, что Бога нет. Кто его знает, есть он или нет, а неприятности на себя накликать не было никакой необходимости. Молочница прислуживала новому начальству строящейся Страны Советов и видела, что происходит с теми, кто по-прежнему верит в Бога и крестится.

      Товарка испуганно осмотрелась по сторонам, и только убедившись в том, что её никто не видит, подняла комочек на руки.

      Улица была пустынна. Покосившийся забор расщеперил свои уцелевшие гнилые доски. Разграбленные и сожжённые дома только-только начали восстанавливать новые хозяева, так что ни одна живая душа в то раннее предосеннее утро не видела, как не старая ещё женщина положила в пустую кошёлку найдёныша и засеменила к недавно открывшемуся городскому приюту.

      Уничтожив миллионы взрослых родителей, Советская власть заботилась о брошенных детях. В стране повсеместно открывались приюты и детские дома. Власть взялась за беспризорность всерьёз. Да и куда же нести грудного ребенка, если не в приют. Тем более, начальником приюта был давний знакомый молочницы. Терентий Савельевич до революции был учителем словесности в женской гимназии, а теперь всей душой принял Советскую власть и быстро выбился в люди. Утро не было хмурым, а, наоборот, радостным и весёлым. Женщина сдала найденного ребёнка в приют и даже успела занять очередь за хлебом и отовариться.

      Ребёнку тоже было весело. В приюте его перво-наперво помыли, перепеленали и накормили тем, что дала Советская власть. А Советская власть вырвала из лап домашнего рабства уборщицу Феоктистовну. Благодарная женщина принялась каждый год рожать новой власти по ребёнку, которого сдавала в приют, где работала и жила. Своей необъятной грудью она могла накормить не то что подзаборного подкидыша, но и целый отряд девчонок и мальчишек. Получается, Советская власть накормила малыша по первому разряду.

      Согретый и накормленный подкидыш сладко заснул в чистых пелёнках, а в кабинете заведующего детским приютом собрались все, пока немногочисленные, его работай-ки: необходимо было узаконить появление малыша на свет. Для этого нужно было присвоить мальчику