Легенды Агроникса. Серебряный Лис. Павел Петрович Прокофьев

рука у него будь здоров, – поддержал третий, – не хотел бы я ему подвернуться под руку горячую…

      И мужики снова захохотали, глядя как клюнувший носом охает, растирая лопатку.

      Возле колодца Озрик стянул мокрую от пота рубаху и, согнувшись вперед, приказал слуге:

      – Лей! Да побольше! – и тут же охнул под потоком холодной колодезной воды, плеснувшей на разгоряченную спину. – Давай еще!

      Слуга выплеснул второе ведро, подал графу чистый плат, а затем и свежую рубаху.

      Из арки надвратной башни вынырнули всадники и, пересекая двор, направили коней к коновязи рядом с колодцем, останавливаясь в паре шагов от него. Озрик, уже надевший рубаху, надевая камзол, с удовольствием наблюдал за женой, которая сидела на лошади как влитая. Остановив скакуна, графиня легко соскользнула на землю и передала повод конюху.

      – Как прогулка? – спросил Озрик, затягивая перевязь с мечом и кинжалом.

      – Прекрасно дорогой. Тишина, дивный воздух, лес…

      – Ничего, еще пара дней и здесь тоже будет тихо, – Озрик покосился на стены, откуда доносился стук топоров, лязг железа и крики мастеровых, – замок надо восстановить…

      Анариэль взяла мужа за руку и заглянула ему в глаза:

      – Тебя что-то тревожит?

      – Мне неспокойно, дорогая, – Озрик стиснул рукоять кинжала, – смутно на душе, что-то должно произойти.

      – Успокойся, Озрик, – Анариэль обняла мужа, увлекая его в сторону небольшого сада, разбитого на боковой площадке, – к чему всё это беспокойство? Кто посмеет напасть на Серебряного Лиса, да еще в его же владениях?

      Супруги присели на скамью под развесистой яблоней. Граф откинулся на ствол дерева и привлек жену к себе.

      – Мне все же было спокойнее в столице, – Озрик закрыл глаза, наслаждаясь минутами близости, не слишком частыми у графской четы весь день находящейся на виду у слуг, – или в Сильверфоксе.

      – Что же тебя так тревожит?

      – Что-то витает в воздухе, – Озрик поморщился, – предчувствия нехорошие…

      – Ох уж эти люди, – Анариэль рассмеялась легким серебристым смехом. – Всегда у вас какие-то предчувствия и ощущения. Ты так доверяешь своему чутью?

      – Иначе бы не дожил до своих лет.

      –Нет, вы все-таки странные существа и вряд ли старшие народы когда-нибудь смогут постигнуть ход ваших мыслей.

      – Иначе не можем. Да и должно же оставаться хоть что-то непостижимым для перворожденных, – отшутился Озрик, внутренне морщась. Начинался разговор, который он любил и ненавидел одновременно. Любил, потому что отвлеченный разговор с супругой доставлял ему удовольствие. Ненавидел, потому что неприятно резали слух слова Анариэль: «Мы эльфы, а вы люди», и Озрик понимал, что эльфийка так и не смогла стереть различия между ними и полюбить его так же как он её. Заставлял вспоминать, как Анариэль стала его женой, вспоминать и, в глубине души, стыдиться содеянного…

      – … И я решил, что сей договор является необходимым для моего народа, – владыка обвел