Женщина и война. Наталия Михайловна Дьяченко

с воплями и стенаниями. Их дом разрушен!

      Аминат тоже в очередное затишье пошла посмотреть квартиру и принести что-нибудь поесть детям.

      – Ира, – обратилась Аминат к соседке, – присмотри за детьми, я схожу посмотреть квартиру.

      – Аминат, и мою посмотри.

      И протянула ключи. Как буднично незаметны они были когда был мир и как дороги они сейчас, когда в любую минуту могут рухнуть стены и они станут не нужны.

      Квартира была цела, но взрывной волной выбило стёкла на кухне. Сквозняк, пахло гарью, кругом пыль. Аминат опустилась на табуретку. Чем же закрыть окно? Чем закрыть? Батареи холодные. Бежать отсюда! Я не спасу детей! О Аллах! Они же заболеют, умрут! Куда бежать? Родных нет. Родные Расула в горах, не добраться с детьми… Кругом русские солдаты и чеченские боевики – они называют себя «воины Аллаха»… А разве Аллаху нужны страдания людей? В Россию, к русским… Они же нас бомбят! Они разрушили такой прекрасный Грозный. А чечены? А Расула моего кто убил? О Аллах! Помоги мне! Помоги мне спасти детей! Но ведь не русские начали войну… Проклятый Дудаев! Проклятые его боевики! Ведь сколько русских жило рядом с нами! Как хорошо было, когда мы с Расулом ездили в отпуск в Москву, в Киев. А когда я ездила в Москву на конкурсы сама, возила своих учеников. В Россию! Там нет войны! Там не бомбят! А где же мы будем жить? А чем кормить детей? У меня же нет денег…

      И снова решительность сменяет страх. И снова неумелые мольбы, обращённые к Аллаху.

      Нужно взять документы. Сосредоточилась. Просмотрела, чтобы не забыть необходимое. Открыла шифоньер. Осмотрела детские вещи. Что нужно?

      Сумка наполнилась вещами, а необходимого было ещё много. Ведь зима! Да и как сложится – неизвестно. Взгляд упал на мешок сахара, притаившийся в уголочке. Его ещё Расул привез. Он уже не нужен. Быстро распоров мешок, Аминат высыпала сахар прямо на пол. Стряхнула мешок и стала заталкивать в него вещи. Решимость вдруг оставила её.

      – Что я наделала, – навзрыд заголосила она, – сахар же нужен детям!

      Горько рыдая, с причитаниями, она стала собирать сахар в таз. И вдруг руки сами опустились, она перестала рыдать, и только горькие слёзы текли, догоняя одна другую. Было тихо. Аминат услышала тикание часов, подняла глаза. Без четверти четыре. Что же делать? Куда ехать? Поеду в Моздок, оттуда сяду на электричку до Минеральных Вод. Это уже Россия. А деньги? На вокзале продам аккордеон. Он очень дорогой. Продам дешевле. У меня купят. Хватит денег уехать дальше.

      Сумка на плече, два мешка с вещами и дорогой аккордеон. С этим она и пришла в подвал.

      – Ира, – едва слышным шёпотом Аминат окликнула соседку, – Ира, мы сейчас уйдём.

      – Куда?

      – Мы поедем далеко, где нет войны.

      – Ты куда? – переспросила Ира, очнувшись от тяжёлого забытья.

      – Ира, я уеду в Россию.

      – Ты что, Аминат, у вас же у всех нет денег.

      – Я продам аккордеон. Я… я… я здесь не останусь.

      На них сердито шикнули.

      – А бомбёжки?

      – Сейчас тихо. Думаю, до рассвета успею уйти.

      Аминат стала