Светлый-пресветлый день. Рассказы и повести. Павел Кренев

продувал насквозь всю эту одежду, но Ане совсем не хотелось спускаться в трюм. Ей нравилось разглядывать летящих за кораблем чаек и далекий берег, тянущийся бесконечной неровной полосой за правым бортом. На нем, словно тупые зубья огромного чудища, высились полярные сопки, выкрашенные в белый и коричневый цвет. Между темным берегом и серо-синим морем постоянной белой полосой пролегал прибрежный лед. От него в море отплывали отколовшиеся льдины. Словно белые пароходики, отправившиеся искать приходящую из-за синя моря красную весну. На некоторых таких пароходиках посиживали вальяжные пассажиры – тюлени. Они плыли на льдинах и грели свои толстые бока на солнышке. Они уплывали из надоевшего холода навстречу весне… Ане совсем не хотелось в трюм.

      5

      – Эй, пассажирка, ты чего тут зябнешь? – Аню кто-то окликнул. – Вот помрешь, тогда будешь знать.

      На трапе, ведущем к капитанскому мостику, стоял и улыбался всей своей веснушчатой физиономией какой-то молоденький морячок. Фуражка у него красовалась на голове набекрень, а козырек закрывал правый глаз. Аня сразу решила, что так могут носить фуражки только хулиганы, хвастуны и вообще несерьезные, а может быть, и нахальные люди. И она ответила так, как и должна была ответить скромная деревенская девушка, отличница и комсомолка.

      – А вам-то какое до меня дело? Хочу и стою.

      Морячок, видно, не знал, что и сказать. Он маленько опешил: только выскочил из каюты и сразу замерз, а тут стоит какая-то ненормальная, видно, что продрогла вся, да еще и хамит.

      – Да ты же в самом деле заболеешь. А у тебя работа впереди. Не на курорт ведь отправилась.

      Аня понимала, что он прав, что давно пора идти в тепло, но не могла же она вот так сразу, по команде этого хвастунишки, взять и куда-то бежать. Она только фыркнула и отвернулась, стала смотреть на небо и на чаек.

      – Ладно, – примирительно произнес морячок, – вижу я, что ты решила закончить свою молодую жизнь самоубийством. Но я лично не считаю, что это правильно. Комсомольцы должны умирать ради чего-то, например, за Родину. А просто так нельзя. Комсомольский устав это не разрешает.

      Аня еще раз фыркнула и спросила:

      – Откуда вы знаете, что я комсомолка?

      – Да по тебе сразу видно. Ты же ненормальная. Комсомольцы все такие.

      – И вы тоже такой?

      – И я такой же.

      Он попереминался, поежился и вдруг заявил:

      – Я знаешь чего решил?

      Аня промолчала. Она не могла и не хотела долго разговаривать с посторонним незнакомым человеком, какая, в конце концов, разница, чего он там решил?

      – Я буду стоять здесь, пока ты не уйдешь с палубы в тепло. Умру вместе с тобой.

      И он втянул голову в куртку, как будто ему стало ужасно холодно и он в самом деле приготовился к самому худшему. В глазах его возникла решимость. Аня понимала: шуточная, конечно. Потом он сказал:

      – Мне как-то неудобно стоять рядом с тобой одетым, когда ты мерзнешь. Хочешь я отдам тебе свою куртку, она теплая.

      Быстрым