Первый, случайный, единственный. Анна Берсенева

болтливые? – спросил Юра.

      – Ого! У меня, Юр, у самой язык без костей, ты же знаешь, но и мне последний примерно год как-то стало чересчур. Тут ко мне недавно один мальчонка клеился. Зовут, представь себе, Псой Пушкин – ударение на последнем слоге, смотри не перепутай. Роман в стихах написал, просил проиллюстрировать.

      – И что ты? – Полина видела, что Юра еле сдерживает смех. – Проиллюстрировала? А про что роман-то?

      – Роман про голубую Атлантиду, – объяснила она. – В которой живут братья Кол и Кал с мужем их Поносом.

      Тут Юра наконец расхохотался.

      – Да-а, мадемуазель Полин, – сказал он, вытирая глаза, на которых от смеха выступили слезы, – с тобой не соскучишься!

      – Со мной, может, и не соскучишься, а вот я соскучилась. Этого же всего выше крыши, Юр! Мне уже казаться начало, что только это одно и есть… Вот, например, еще один товарищ, тот занимается процессом демумификации.

      – В смысле?

      – В смысле, мумии оживляет. Ездил с показательными выступлениями по Европе, в Голландии зацепился. Теперь у него своя передача на телеканале для наркоманов. А если кому все это не больно нравится, то можно начальство среднего звена портретировать, как Шилов. А у Игоря на Соколе петух по утрам поет, козы блеют… В общем, он наименьшее из зол, – заключила она. – И я уже мозаику делать начала в его сарае.

      – Почему вдруг мозаику? – удивился Юра. – Ты же вроде акварелью последнее время увлекалась.

      – Вот именно что увлекалась, – кивнула Полина. – Могла этим увлечься, могла тем, а могла и ничем. А мозаика… Знаешь, со мной никогда такого не было, – смущенно улыбнулась она. – Чтобы я только пальцами прикоснулась и сразу поняла: вот без этого жить не могу, а почему, и не объяснить.

      – А я, по правде говоря, мозаику вообще как искусство не воспринимал, – сказал Юра. – Мне казалось, это что-то декоративное. Вроде клумбы.

      – И ничего не декоративное! – горячо возразила Полина. – А в Ватикане? Но я вообще-то не про Ватикан думаю… Я когда за мозаику взялась, знаешь, как себя почувствовала? Как первобытный человек, когда наскальные рисунки делал. Мы их в школе проходили, это те, которые в Якутии на Ленских столбах нашли. Я еще тогда, помню, подумала: он, наверное, такой кайф ловил, что сознание терял от счастья, этот первобытный человек, когда всю свою жизнь рисовал – оленей, охоту, богов всяких… Вот и у меня так с мозаикой получилось. Непонятно я говорю, да, Юр?

      От волнения Полина оскользнулась на мокрых листьях и чуть не упала.

      – Ну что ты, все понятно. – Юра подхватил ее под руку. – По-моему, ты правильно живешь, мадемуазель Полин.

      – Ты первый человек, от которого я это слышу! – засмеялась она. – А все, наоборот, говорят, что у меня черт-те что в голове.

      – Ну, что у тебя в голове, я не знаю. – Он щелкнул зажигалкой, и тусклый огонек осветил его улыбку. – Но мне кажется, ты правильно отделяешь главное от неглавного.

      – Ничего себе! – Полина даже приостановилась от удивления. – А я, представляешь, только сегодня про это думала,