Блондинка за окном. Сергей Михайлович Савченков

Там колун рядом с чурками лежит. Да потом сразу по охапке и занесите в избу.

      Когда лысый с очкастым через полчаса появились на пороге с охапками дров, на кровати, прислоненная к стене, стояла еще одна картина. Увидев ее, лысый выронил поленья из рук, а очкастый прошел с дровами прям к кровати.

      – Куды?! Куды прешь в своих грязных чеботах?! Мать твою! Неси к печке! – прикрикнул на него дед.

      Гости собрали упавшие поленья и аккуратно сложили их возле печи. Дед же, кряхтя, присел на стул:

      – Вот теперь можете и посмотреть. Только эта картина мне не шибко нравится. Поляк какой-то, Гуген, намалевал. Там тоже в углу написано. Англицкими буковками.

      – Мама родная! – снова прошептал лысый. В горле у него пересохло. – Это же Поль Гоген!

      – Тише ты! Сам вижу, – одернул его очкастый. Стекла его очков снова хищно блеснули, но теперь еще ярче.

      – Чего это вы там шепчетесь? – спросил старик.

      – Да я тоже говорю, не очень картина-то. Подумаешь, мужик с бабой на скамейке под деревом сидят. Да и нарисовано-то так себе, тяп-ляп, – ответил лысый.

      – Ну, эту я вам и продам подешевле. Так за сколько обе сразу купите?

      – Значит, так, дедуля. За поляка мы тебе даем тысячу рублей, а за китайца – две тысячи, – ответил лысый и полез в карман за деньгами.

      – Тут у меня уже был вчера один из городу. Торговался. За все давал пятьдесят тысяч. У него при себе больше не было. Да я не согласился. Мы тут в деревне тоже не лыком шиты, радио слушаем. Евона какие они, старые картины-то, дорогие – миллионы стоят!

      – Так, то ж всемирно известные художники, дед! – возразил лысый. А у тебя что? Поляк Гуген какой-то, да китаец Ху Ин Жи. Федя, ты слышал про таких?

      Очкастый отрицательно помотал головой.

      – Не хотите – не надо. Сто тысяч и точка! Завтра вчерашний из города приедет и купит. Мне торопится некуда.

      – Ладно, дед, мы с Федей выйдем, поговорим, – сказал лысый.

      – Поговорите, поговорите.

      Лысый с очкастым вышли из избы и сели в машину.

      Минут через десять они снова вернулись. Лысый достал из кармана пачку денег:

      – Дед, здесь девяносто семь тысяч. Больше у нас с собой нет. Честно. Мы ж тебе, все-таки, еще и дрова все перекололи.

      Дед взял пачку денег, не спеша пересчитал.

      – Хрен с вами, – сказал он. – Забирайте.

      Лысый забрал картину с кровати, другую аккуратно снял со стены очкастый.

      – Ну, бывай, дедуля! – повернувшись у двери, весело сказал лысый.

      – Бывайте, бывайте.

      Дед поставил на печь закопченный чайник, плеснул в него из ковшика воды и достал из шкафчика банку кофе.

      Выпив пару чашек, он закинул ноги на стол и закурил сигарету.

      – Эх, жалко отпуск кончается, а то можно было бы еще что-нибудь в стиле Айвазовского написать! – сказал он и, отклеив бороду, достал из-за печки мольберт.

      Установив мольберт посреди избы, художник Крючков достал краски и принялся рисовать в стиле постмодернизма.

      Через день он, покряхтывая, снял картину