По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918. Я. Е. Мартышевский

запах ладана и просфор, обдала мое лицо. В немой, торжественной тишине звучал и разливался нежным эхом монотонный, негромкий голос высокого, худощавого, с длинными черными волосами монаха, читавшего перед аналоем. Когда меня внесли в храм, в душе начало расти и шириться какое-то сильное, волнующее, необъяснимое чувство. Как только я увидел висевшую на лентах впереди Царских Врат и опущенную вниз чудотворную икону, я забыл все окружавшее, где я и что со мной. Перед моими глазами стояла только эта икона, сиявшая, как мне казалось, каким-то особенным, неземным светом… По мере того как я к ней приближался, вспыхнувший во мне порыв души все сильнее, все шире охватывал меня. Я чувствовал, что сейчас я прикоснусь к чему-то необыкновенному, божественному, величайшей русской святыне, и в этот момент сознание своей полной ничтожности и того, что ты не достоин и не смеешь даже взглянуть на Ту, Которая есть источник любви и всепрощения, мучило и заставляло трепетать мою душу, но в то же время другая мысль о том, что, быть может, перед моими очами стоит чистый и светлый образ Той, Кому я обязан спасением своей жизни, вызвала во мне чувство безграничной благодарности. Слезы душили меня. Необычайное волнение охватило меня, и когда я начал прикладываться к чудотворной иконе, я не выдержал: судорожные рыдания вырвались из моей груди, а слезы, святые, очистительные слезы, полились у меня из глаз горячими потоками. «Пречистая Дева! – шептали мои уста. – Ты видишь наши страдания… Мы их заслужили… Но беспредельна любовь Твоя к людям, и я знаю, что Ты не оставляешь Своею помощью тех, кто к Тебе обращается… Благодарю Тебя, Матерь Божия, за Твою милость ко мне!..»

      Приложившись к чудотворной иконе, мы тронулись дальше в путь. Спокойно и отрадно было ехать по родной земле. Убогие хатенки, бабы в пестрых платках, мужики в простых полотняных белых рубахах, сидящие на тряских повозках и погоняющие батогом[6] маленьких, пузатых, но быстрых лошадок; бесконечные желтые поля, усеянные, как маленькими островками, скирдами сжатого хлеба; покосившиеся и ветхие указатели дорог; небольшие речки с подгнившими, готовыми каждую минуту провалиться мостами – все это казалось нам чем-то дорогим, близким, русским…

      Вечером того же дня мы приехали в Кременец и, узнав, что скоро пойдет поезд на Ровно, поспешили на вокзал. На вокзале, где было много уже раненых, местные жители, главным образом евреи, встретили нас цветами. Они усадили нас в зале 1-го и 2-го классов, заботливо ухаживали за нами, предупреждая наше малейшее желание и предлагая нам совершенно даром чай, варенья, печенье и разного рода закуски. Тронутые таким радушным приемом, мы благодарили всех, оказывавших нам внимание, и светлое, сладостное сознание исполненного священного долга перед Родиной укреплялось в нас, наполняя наши души тихим, счастливым спокойствием, и облегчало физические муки.

      Да, счастливое и незабвенное время! То время, когда проснулся русский дух, когда грозный клич войны объединил всех российских

6

Кнутом.