У ворот Петрограда (1919–1920). Г. Л. Кирдецов

руководителя внешней политики России…¹⁸

      В Гельсингфорсе, куда я прибыл 4 января 1919 года, я застал своеобразную арену российской общественности и самодеятельности. Местное, так называемое коренное русское население «политикой» не занималось. Оно состояло главным образом из зажиточных купцов и землевладельцев, крепких буржуа, перешедших частью в финляндское гражданство, и редких интеллигентных элементов – учителей и чиновников. Эта часть населения, естественно, своими мыслями и чувствами была за белоостровским шлагбаумом – в России, но в сколько-нибудь заметную активность не переходила¹⁹.

      Другой значительный контингент русских составляли военные, преимущественно офицеры, служившие раньше в различных русских гарнизонах в Финляндии, и флотские. Они уцелели так или иначе при подавлении финляндского коммунистического восстания белогвардейцами ген. Маннергейма и немецкими дивизиями фон дер Гольца, когда слово русский означало «большевик», когда в Выборге, например, в один день были расстреляны русские офицеры, солдаты и матросы, ни в чем не повинные. Но об этих черных страницах белой Финляндии – впереди.

      Число этих офицеров – кадровых и военного производства – по скромному подсчету доходило до пяти тысяч. Впоследствии Юденич мне говорил, что по данным его штаба оно может быть доведено до восьми тысяч и больше. Это была аморфная масса, рассеянная по всей Финляндии, без всяких руководящих центров, в большинстве своем голодная, насчитывавшая в своих рядах как представителей большевизма (их, правда, было очень мало), так и приверженцев самого неограниченного абсолютизма. Она терпела гонения и оскорбления со стороны финляндских властей, у которых по этой части оказался вдруг большой опыт, заимствованный, очевидно, у бывших царских властей в Финляндии, а также у немецких друзей за время их оккупации страны с мая по декабрь 1918 года.

      Отметим мимоходом, что с международно-правовой точки зрения об «оккупации» Финляндии не могло быть и речи: немцы были приглашены в Финляндию правительством Свинхувуда²⁰ только в качестве сотрудников по подавлению финляндского же красного восстания. К русским же и русскому государственному имуществу оккупационные нормы не могли быть применены еще и потому, что вступление фон дер Гольца в страну состоялось после подписания Брест-Литовского договора, на который немцы смотрели формально, по крайней мере как на конкретный международный трактат. Но в силу внутренних законов прусского милитаризма пребывание немцев в Финляндии превратилось скоро для русских и всего русского в новое «состояние войны». Финляндская белая гвардия, особенно так называемые «егеря» (финляндцы, бежавшие во время войны в Германию и сформированные там в специальные егерские финляндские батальоны для борьбы на русском фронте) – эти белогвардейцы и егеря, усвоившие в Германии лучшие приемы прусских держиморд, охотно делали все логические заключения из нового своеобразного «состояния