У ворот Петрограда (1919–1920). Г. Л. Кирдецов

должна была опрокинуть в конечном счете не только Керенского, но и самого Людендорфа со всей императорской Германией и ее буржуазными порядками.

      А если, по представлению большевиков, в том факте, что они пользовались помощью Гогенцоллернов, нет никакого состава преступления, то в равной мере нельзя было требовать и от отдельных вождей финского рабочего движения, чтобы они считали преступным пользоваться технической помощью русских большевиков, располагавших в ту пору в Финляндии сильными гарнизонами, пушками, винтовками и снабжениями. Ведь все эти технические факторы сами собой напрашивались – и было бы психологически необъяснимо, если бы «авангард» финского пролетариата не попытал тогда счастья насадить коммунизм в стране. Но объективные историки докажут опять-таки, что это сделал именно «авангард»; массы же финского рабочего класса только приняли новый факт. Они явно сомневались в благонамеренном исходе большевистской затеи в стране, насквозь пропитанной легализмом, но раз борьба разгорелась и ожесточилась, они естественно уже следовали за классовым инстинктом.

      И теперь вот, по прошествии года, когда буржуазия уже успела вернуться к власти, когда политическая борьба вновь вошла в рамки традиционного, хотя и несколько усовершенствованного парламентаризма, финские рабочие массы при всей своей затаенной ненависти к победительнице-буржуазии мыслили помощь от российских большевиков не иначе как в виде помощи моральной. Они рассуждали при этом так же, как в свое время, т. е. до провозглашения знаменитых 21 пункта Московского Интернационала рассуждали во Франции – Кашэн, а в Англии – Гендерсон:

      – Советская власть делает большие глупости, она явно перегибает палку своими методами диктатуры пролетариата и террором. Мы, во всяком случае, сделали бы иначе. Но в тот момент, когда Ленин будет устранен из Кремля, Клемансо и Ллойд Джорж нас всех удушат. Мы, следовательно, держимся здесь только благодаря тому, что Ленин сидит в Москве….

      А если так рассуждали в Париже и в Лондоне, то в Гельсингфорсе, ввиду его непосредственной географической близости к красному Петербургу, после пережитого белого террора рабочие массы, естественно, еще реальнее ощущали возможность и необходимость «помощи» от Советской России, чтобы удержаться, по крайней мере, на той позиции, которая обеспечивалась за ним новым легальным парламентаризмом. Но отсюда ясно также, что они высказывались и против всяких попыток вовлечь Финляндию в вооруженную борьбу для свержения Советской власти в России.

      Единственно достижимым казалось мне тогда обеспечение «нейтралитета» финской социал-демократии на случай, если бы борьба против Советской власти была предпринята исключительно русскими силами с гарантиями подлинной демократичности самого движения и преследуемых им целей.

      Впоследствии действительно кое-какие шаги в этом направлении и были предприняты отдельными элементами Ревельского Северо-Западного правительства,