У ворот Петрограда (1919–1920). Г. Л. Кирдецов

фразами, который любая партия вольна была толковать по-своему.

      Его надеждой, конечно, были «активисты». Они представляли собой прямую противоположность сторонников «теории гниения» и в известной мере отражали целое течение буржуазно-общественной мысли Финляндии в отношении России. Первую скрипку здесь играли представители крупной торговли и промышленности, связанные так или иначе с Россией; заводчики и фабриканты, работавшие на русский рынок до войны; крупные землевладельцы, по преимуществу финны, а не шведы, из смежных с Россией губерний, а также мелкие крестьяне, опять-таки из восточных губерний, наживавшие раньше большие деньги от петроградских дачников.

      Все эти элементы поддерживали тесное экономическое общение с Россией, в годы же войны они богатели не по дням, а по часам. Достаточно вспомнить, например, что до войны 9/10 всего производства бумаги в Финляндии шло на русский рынок; почти такие же цифры давали древообрабатывающая промышленность и производство сельскохозяйственных машин. Из России шли дешевый хлеб, сырье, нефтяные продукты и уголь. Само собой понятно, что с установлением большевистского режима в России этому тесному экономическому общению был положен конец. Хлеб пришлось ввозить из Америки, но «благодетель рода человеческого», знаменитый американский продовольственный диктатор Гувер, из благородства ставил тяжелые условия оплаты и обесценивал финляндскую марку, которая еще в январе 1919 года котировалась на лондонской бирже из расчета 40 марок за фунт стерлингов, а осенью того же года докатилась до 120⁴². То же самое случилось и с ввозом мяса, свинины, сахара и других продуктов первой необходимости, которые раньше ввозились из России, а ныне из далекой Америки при общем остром недостатке тоннажа в Европе.

      Положение вывоза представляло столь же печальную картину. В стране лежали громадные партии бумаги, преимущественно ротационной, заготовленной для России на сотни миллионов марок. Во избежание появления безработицы, которая могла бы толкнуть рабочие массы, только что побежденные в жестокой гражданской войне, на новые выступления, – фабрики продолжали работать на всех парах, не имея заказов. Между тем нуждавшиеся страны ввозили бумагу обыкновенно из Швеции, Норвегии и Германии, а о Финляндии вовсе почти не знали. Сами же финляндцы не имели аппарата для большой международной торговли, для широкого товарообмена на началах компенсации. Но даже если бы он был налицо, все-таки не подлежало сомнению, что надолго торговый баланс окажется не в пользу Финляндии. Это оправдалось впоследствии в полном объеме. Когда мы пишем эти строки (май 1921), статистика внешней торговли молодой республики за истекшие два года дает крайне печальные для нее цифры: ввоз продуктов первой необходимости, сырья, фабрикатов и полуфабрикатов на 150 % превышает вывоз. В результате – финская валюта обесценена, в Стокгольме финская марка понизилась до 8 эрэ вместо 72 паритетных, несмотря на то, что в летние месяцы 1920 года вывоз