Совершенство. Клэр Норт

столом с другими мужчинами и женщинами, и все всегда просто в восторге встретить кого-нибудь новенького, расспросить о жизни, о внешнем мире. Им все равно, что раньше они меня никогда в глаза не видели, они всегда счастливы в самый первый раз познакомиться с кем-нибудь новеньким. Ты вспомнишь и других волонтеров, от готовых помочь до невозмутимых, от пышущих жизнерадостностью и энергией до пассивных неумех. Стремление творить добро, мне кажется, не может заменить навыков общения с больными с деменцией, но сейчас речь не об этом.

      Что еще должно сохраниться у тебя в голове – это воспоминания о том, как на прошлой неделе справляли девяносто пятый день рождения Роуз Дэниэлс. Сделали групповую фотографию всех, кто присутствовал в столовой, молодых и старых. Фотография прилагается. Посмотри, сможешь ли ты заметить какие-то отклонения.

      Секундочку – давайте взглянем на фотографию. В самом центре, сидя в кресле-каталке, широко улыбается Роуз Дэниэлс, которую в 1970-х годах избили в полицейском департаменте Нью-Йорка, а потом посадили в тюрьму за то, что афроамериканка осмелилась поцеловать белого мужчину в Центральном парке, и которой в 1990-х годах, когда она уже достигла преклонного возраста, врач сказал, что не стоит поднимать шум из-за уплотнения в груди, потому что темнокожие женщины всегда пугаются из-за малейшей чепухи. Когда рак развился до той стадии, что ей пришлось делать двустороннюю мастэктомию, она попыталась подать иск против недобросовестного врача, после чего ее выставили из суда с отступными в пять тысяч долларов и лаконичным письмом больше туда не соваться.

      – Мой муж сказал, что в следующей жизни Бог ожидает этих людей с огнем, судом и праведным воздаянием, – говаривала она. – Но мне кажется очень достойным дать им испробовать то, что они творят в этой жизни.

      Вокруг нее собрались другие обитатели дома престарелых. Кто-то улыбается, кто-то стесняется, у кого-то на губах остатки пищи, кто-то разодет так, словно на свадьбу собрался. За ними – обслуживающий персонал с нищенскими зарплатами: руки скрещены на груди, улыбки приставлены к лицам, как хвост к ослу. И, наконец, волонтеры. Бобби с Десятой авеню, живший рядом с железной дорогой и под бильярдной, который зарабатывал на жизнь тем, что посещал конференции фокус-групп.

      – Моя работа – быть реальным, – объяснял он. – Я – профессиональный реалист.

      Максин из Бронкса, чья мать умерла в этом доме меньше пяти месяцев назад, которой «не хотелось оставлять женщин в одиночестве, пусть даже мама оставила нас». Большой Би из Моррис-Хайтс, который почти ничего не говорил и которого я считала холодным недоумком до тех пор, пока как-то раз не увидела, как он обнимал миссис Ватробу, когда та начала плакать, просто так, безо всякой причины.

      А на заднем плане, посреди всей этой компании, стою я, улыбаясь в объектив и уперев руки в бока, а он рядом со мной, «бледнолицый» улыбающийся незнакомец, положивший мне руку на плечо.

      Кто он был?

      Кто он теперь?

      Я пристально всматриваюсь в фотографию и ничего не могу