Тайны Нью-Йорка. Вильям Кобб

и Моп встают.

      Красавица скользит взглядом по притону и не может, да и не старается сдержать брезгливой гримасы. Но это длится лишь мгновение – и она ослепительно улыбается.

      – Прошу прощения, джентльмены, – произносит она мягким и вместе с тем уверенным голосом, – что беспокою вас в такой поздний час, а главное – во время столь серьезных занятий…

      Трип сделал жест галантного протеста, скопированный Мопом и подтвержденный Догги.

      – Но, – продолжала она, – меня извиняет важность дела, которое привело меня сюда…

      – Готовы к вашим услугам, мисс, – поторопился сказать Догги своим уже известным нам хриплым голосом.

      – Благодарю. Впрочем, я не задержу вас надолго. Я ищу… одного… джентльмена… с именем довольно странным, которое я, как нарочно, именно в эту минуту забыла…

      Действительно, в этот момент девушка яростно ворошила свою упрямую память.

      – Джентльмена? – спросил Догги, невольно оглядываясь вокруг. – Уверены ли вы в том, что говорите?

      – Джентльмен носит довольно странное имя… Оно состоит из одного слога…

      – Может быть, Трип? – вскрикнуло зеленоватое существо с этим прозвищем.

      – Нет, не так…

      – Тогда, может быть, Моп! – сказал другой, делая шаг вперед.

      – И не так…

      – Тогда, возможно, – рискнул сказать Догги, – это Бам…

      – Бам, Бам! Да-да, вы правы…

      Это воровское прозвище как бы оскверняло ее детские уста.

      Двое субъектов с такими же односложными именами почувствовали ревнивое разочарование. Искали Бама. Почему Бама, а не Трипа и не Мопа?

      – И вы действительно ищете Бама? – вкрадчиво обратился к ней Догги.

      Он приблизил лампу к своему лицу, делая таким образом последнюю попытку предложить собственную персону.

      – Я сказала: Бам! – отчетливо проговорила незнакомка.

      Послышались три вздоха разочарования.

      Трип, Моп и Догги движением, полным безропотной покорности судьбе, указали под стол, не произнося ни единого слова.

      – Где же он? – спросила красавица.

      – Под столом, – коротко ответил Догги.

      Он опустил лампу, и она осветила груду лохмотьев, в которой трудно было определить человека.

      – Что он делает под этим столом?

      Догги колебался.

      – У него в шляпе был слишком тяжелый кирпич… Вот он и перетянул…

      – Я не понимаю…

      – Тысячу извинений! – сказал Моп, снисходя к ее невежеству в области лингвистики, – он пьян, как кентуккиец.

      Молодая леди побледнела.

      – А! Он пьян! – прошептала она. – Пьян! Пьян!

      И она еще раз повторила это слово с выражением ужаса.

      Трип взял за плечи валявшегося без чувств на жирном полу человека и выволок вперед. Затем, продев свои руки ему под мышки, сказал:

      – Эй, ты, старый черт! Очнись чуть-чуть… С тобой хотят поговорить!

      Свет лампы падал на лицо несчастного, голова его бессмысленно качалась. Лицо было синим. Красноватые веки едва прикрывали тусклые глаза.