Коронная башня. Роза и шип (сборник). Майкл Салливан

заглушал вой ветра, стучавшего ставнями и мучившего мертвые листья. Очертания бывшей гостиной едва различались в свете луны, обнажавшем различные дыры и бреши, через которые ветер насвистывал свою мелодию, куда более печальную, чем музыка Диззи.

      Эбби и Этта принялись разводить огонь. Они склонились в темноте перед каменным очагом, словно заговорщицы. Гвен понятия не имела, зачем Гру вообще их держал, особенно Этту, которая за год не заработала ни медяка. Обе девушки проводили большую часть времени на кухне. Эбби – из-за своего крепкого, ширококостного телосложения, а теперешняя наружность Этты никак не подходила для их ремесла. Даже Гвен сомневалась, стоило ли брать девушку с собой. Им нужно выжить, а Этта будет камнем на шее. Но оставь Гвен девушку в трактире, это породило бы обиду и со временем привело к большим проблемам. Сейчас главное – сделать так, чтобы все они чем-то занимались.

      Чтобы выжить, ей нужно стать крепче, сильнее. Она посмотрела на огни трактира.

      После встречи с человеком, вручившим ей золотые монеты, Гвен обнаружила, что способна увидеть чужую жизнь не только в его глазах. С тех пор она изредка проделывала это и с другими, требовалось лишь немного внимания. Ей приоткрывались фрагменты чужих жизней – редко приятные, – и сам процесс тяготил ее. Потом ей часто снились кошмары. Но за два года, проведенные в «Голове», Гвен ни разу не взглянула в глаза Гру. Не потому что боялась увидеть содеянное им зло, а потому что могла понять, почему он его совершил.

      Среди развалин оказалось достаточно обломков досок, сухих листьев и веток, и какое-то время, хоть и недолго, в камине горел огонь. Совсем скоро, однако, они едва не задохнулись от дыма, и Гвен впервые обрадовалась, что в гостиной столько дыр.

      – Что не так? – спросила откуда-то из темноты Мэй.

      – Камин забит, – ответила Этта глухим голосом, как будто она говорила из печной трубы. – Кажется, тут везде гнезда и листья. Нет тяги.

      – Что ж, больше не пытайся разжечь огонь, а не то нам придется спать на улице, – сказала Джоллин и демонстративно покашляла, чтобы доказать справедливость своих слов.

      Ели девушки в полной темноте.

      Гвен рассчитывала на веселый огонь и горячий ужин. Это могло бы хоть ненадолго преобразить постоялый двор, превратить его во что-то знакомое, что-то ободряющее. Вместо этого они, прижавшись друг к другу в поисках тепла в углу гостиной подальше от дыр, молча жевали хлеб с сыром, слушая призрачную песню ветра.

      Джоллин повернулась к Гвен и тихо спросила:

      – Думаешь, мы можем себе это позволить?

      Ей нужно было подтверждение – Гвен слышала это в ее голосе.

      – У нас все еще много денег. – Гвен отщипнула от хлеба, который они передавали по кругу.

      – Но нужно будет привести дом в порядок. Как мы это сделаем? – спросила из темноты Эбби.

      – Давайте сначала узнаем, сколько стоит это разрешение. – Гвен почувствовала, как ей в руки вложили ломоть сыра.

      Постепенно дым рассеялся, но запах гари остался. Ветер задул сильнее, и Гвен подумала, уж не предвещает