#Имя для Лис. Ли Виксен

крестьяне сгоняли свои отары к воротам Ярвелла. Но как только старый король умер, цениться начали те, кто мог выковать меч, вырастить зерно или выучить солдата. А таких в столице почти не было.

      Мастос ухмыльнулся и посмотрел на спешащих мимо прохожих. Только сейчас, прекратив разглядывать обстановку домов через открытые окна, я обратила внимание на то, что горожане были не просто грязны и неухожены. Они были измождены. Более тощие, чем селяне, с ввалившимися глазницами и строго поджатыми растрескавшимися губами. То, с каким наслаждением и издевкой смотрел на жителей Ярвелла Мастос, было мне неприятно.

      – Ярвелл не грабили, ведь здесь с короной на подушке сидел Совет мудрецов. Да и кто из претендентов на престол не видел себя в роли короля? Зачем же рушить свою будущую столицу, зачем воровать у себя самого? – продолжил старик. – Проблема была в том, что грабили и жгли другие земли. Поначалу каждый житель Ярвелла довольно потирал руки: меня обошла беда, пусть глупая деревенщина страдает, а я отсижусь тут за крепкими стенами. Но радость длилась недолго, ведь скоро каждому региону пришлось выживать самостоятельно. Никто уже не думал о барышах, которые можно получить, снабдив столицу едой, – самим бы не пропасть. Припасы, ткани, скот – все уходило в ненасытные легионы. Люди редко задумываются, насколько прожорливое чудовище война. Она пожирает не только пищу и кров, она ест людей, съедает целые поколения. А после подбирает души выживших, оставляя лишь пустую внешнюю оболочку.

      Старик вздохнул. Где-то неподалеку зазвучала громкая перебранка. Женский визг оборвал смачный удар. Я поежилась.

      – Жителей Ярвелла бросили без средств к пропитанию и существованию. Закрыли, будто банку с пауками, и предоставили самим себе. То, что ты видишь сейчас, – это уже жизнь. Пару месяцев назад было намного хуже. Но горожане оживают. Все еще озлоблены, но уже не изолированы. Правда… – Мастос запнулся, проследив взглядом за вихрастым мальчишкой, который нес на плече пару голубей со свернутыми шеями. – То, что породила в жителях Ярвелла война, не исчезнет в одночасье. Старуха Крианна не вылечит это хлебом. Нынешние дети и дети их детей – все они будут помнить голод и страх. И ненависть, конечно.

      Старик замолчал и отстал. Мы со Слэйто прошли вперед. Справа от нас распахнулась дверь, судя по вывеске, ведущая в кабак «Тромбон и гусь». На улицу вышвырнули человека – тот рухнул прямо в коричневую лужу, попытался встать, но не смог, да там, среди нечистот, и затих.

      Я хотела пройти мимо. Время, как всегда, утекало сквозь пальцы, а ведь нам еще предстояло придумать, как попасть во дворец. Но, скользнув взглядом по грязной шевелюре старика, лежавшего лицом вниз, я остановилась. Меня передернуло: крайниец – старый, запаршивевший и, похоже, вшивый. Чувство некоего родственного долга толкало меня помочь старику, но брезгливость мешала к нему прикоснуться. Так я и стояла, раздираемая противоречивыми чувствами и мучимая стыдом за них.

      Тем временем на крыльцо вышел кабатчик. Такого никогда не спутаешь