Век Филарета. Александр Яковлев

в дома, служил неспешно, с благолепием, наставлял и утешал с ласкою. Дуня его, не опуская глаз, проходила в стареньком салопчике мимо богатых купчих. Каши с постным маслом да молоко в скоромные дни только и бывали у них на столе, если тесть с тёщей не побалуют гостинцем.

      И отступили ямщицкие притеснители. Сами же заправилы сговора принесли отцу Михаилу повинную и без утайки открылись на исповеди. Разом повернулась жизнь к лучшему. Чаще на столе появлялось коровье масло да курятина, возможным стало поправить прогнившее крыльцо, справить Дуне обновы: два новых платья – шёлковое и атласное, бархатный капор, две новые юбки да кофты, а мальчишкам новые штаны. Наконец расплатился с долгами, одарил Фроловну и других старух, помогавших по дому, – Алексеевну и Васильевну.

      Терпением да смирением добился своего. Суровы жизненные уроки, тяжко их переносить, а запоминаются крепко…

      Почему же Василий не хочет принять его правоты?..

      В те давние годы он часто забегал в дом тестя после службы, чтоб только глянуть на сынка.

      – Голубь мой ясноглазый, голубь мой тихонькой, узнаешь меня?

      Первое слово, которое Вася выучился говорить, было «голубь».

      Ходили по рядам неспешно, зная, что нужно купить и у кого. Корзины и оба мешка постепенно наполнялись. Ефрем находил товар, выбирал, торговался, а после обращался с вопросом:

      – Батюшка, который окорок взять: этот, побольше, или этот, попостнее?..

      От мясных рядов пошли в хлебный, где взяли баранок, расписных пряников, маковой жамки и орехов.

      – Вот ведь дороговизна, – рассуждал Ефрем. – В год рождения вашего старшенького четверть ржи стоила четыре рубля, а нынче аж шесть! Крупа гречневая по-старому в шесть – шесть с полтиной, а яйца куриные – была сотня за шестьдесят копеек, теперь семьдесят! Да… Фунт говядины вместо трёх – пять копеек, а иной и шесть запрашивает! Ну времена…

      Отец Михаил слушал его вполуха, отвечал рассеянно, а сам продолжал думать о Василии. Беда в том, что сын долгое время прожил под влиянием деда, который при всей строгости своей баловал внука почём зря. В доме дедушки и бабушки желания Васеньки были законом – того Васенька хочет, того не любит… Жили, конечно, побогаче. Дом тестя большой, две горницы с мезонинами, при каждой горнице топлюшка с простой печью, а в горницах печи голландские с изразцами расписными, стены заклеены бумажными обоями. Зеркало в раме красного дерева… Отец Михаил признавался Дуне, что ему всё равно, на чём сидеть и из чего есть и пить. Однако со временем купил серебряных ложек, большой пузатый самовар и часы с боем. Не жалел денег он на книги, выписывая из Москвы труды по философии, богословию, истории, благо их на русском языке стало появляться всё больше.

      Пока сын жил вне отцовского дома, отец Михаил его часто навещал и приметил, что маленький Вася предпочитал общество мальчиков младше себя, позволяющих командовать и приказывать. С ровесниками дело иное, там Вася оказывался и ростом меньше всех (в мать пошёл), и силёнкою не богат.

      Там