Авантюристка (Тайная любовница Петра I). Валериан Яковлевич Светлов

это самое время бомбардирский капитан Петр Михайлов и поручик Меншиков с обоими гвардейскими полками на тридцати лодках окружили неприятельские корабли на взморье и взяли их, несмотря на то, что у шведов были пушки, а у русских их не было вовсе.

      Царь писал по этому поводу к Апраксину:

      «Понеже неприятели пардон зело поздно закричали, того для, солдат унять трудно было, которые, ворвався, едва не всех покололи, только осталось 13 живых. Смею и то писать, что истинно с восемью лодок в самом деле и было. И сею никогда бываемою викториею вашу милость поздравляю».

      Теперь царь стоял у моря, и радости, востороженной, почти детской радости этого гиганта не было пределов. И тем не менее, несмотря на его праздничное настроение, получив просьбу Стрешнева, он «зело в гневе пришел», повелел уволить недавно произведенного генерала в вотчины для исправления его лихих болезней и воспретить ему являться на службу, дабы тем лишить его подвигов, приличествующих его воинскому званию.

      Опала была настоящая, но Стрешнев с облегченным сердцем, влюбленный более чем когда-либо в свою бывшую мариенбургскую пленницу, помчался в свою вотчину на радостное свидание.

      Как раз в это время, 16 мая 1703 года, на одном из небольших островов устья Невы застучали топоры: по повелению Петра рубили деревянный город – Петербург – новую столицу Российской державы.

II

      В запущенном саду было тихо и прохладно. Как бы ни был жарок летний день, сквозь густую заросль сада лучи проникали как бы с осторожностью и будто с любопытством заглядывали в это сырое зеленое царство.

      Сумеречно и уютно было под ветвями вековых вязов и дубов, наклонившихся над светло-зеленым прудом, на берегу которого стояла каменная скамейка, покрытая плесенью по углам и щелям своих соединений, источенная временем и позеленевшая от озерной сырости и испарений, поднимавшихся с поверхности озера по вечерам.

      На скамейке сидел Стрешнев, точно помолодевший, расцветший, без всяких признаков лихой болезни, под предлогом которой он покинул своих ратных товарищей и уединился от почестей и побед в этом укромном приюте любви.

      Марья Даниловна в эти несколько лет сделалась пышной красавицей в полном смысле слова. Румянец вернулся на ее щеки, губы сделались ярко-красными, а ее чудные глаза стали темнее и глубже. И в них было прежнее выражение задора и хитрости, что-то дерзкое и лукавое, надменно-вызывающее и дразнящее.

      Да, именно взгляд этих прекрасных глаз, сразу покоривших сердце Стрешнева при первом свидании с нею в мариенбургской таверне, заставил его бросить славную службу, отказаться от выгод, соединенных с нею, и погрести себя в этом уединении, где единственным счастьем почитал он проводить долгие вечера рядом с нею, сидя на этой старой скамейке под зеленою сенью старого сада.

      Часто дерзкий на словах, храбрый в битве, находчивый в трудных обстоятельствах ратного дела, здесь, в этой мирной обстановке сельской жизни, с глазу на глаз с таинственной красавицей, этот воин терялся, как ребёнок, и робел,