Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж. Василий Молодяков

из себя Япония после безоговорочной капитуляции, хорошо известно. В один момент были сокрушены или, по крайней мере, поколеблены, поставлены под сомнение практически все фундаментальные ценности национального самосознания: «небесное» происхождение и сакральный характер императорского дома, вера в божественную и историческую миссию Японии в мире, в национальную исключительность японского народа и его «государственного организма», в непобедимость и непогрешимость японской армии. Вчерашние восторги по поводу ее мужества сменились негодованием и гневом против тех, кто допустил «рыжих варваров» на священную землю Ямато. Отмена цензуры, амнистия политических заключенных, включая коммунистов, два десятилетия бывших изгоями общества, аресты вчерашних лидеров, объявленных «военными преступниками», начало «чисток» – все это в корне изменило японское общество. Одна его часть погрузилась в «послекапитуляционную летаргию», другую охватила эйфория вседозволенности.

      Послевоенное «перевоспитание» Японии оккупационными властями, конечно, было не столь абсолютным и эффективным, как в Германии (особенно в западной зоне оккупации), но тоже наложило ощутимый до сих пор отпечаток на национальное самосознание японцев. Им был привит не только «комплекс вины» за развязывание войны на Тихом океане (ныне на исключительности вины или ответственности Японии настаивает лишь небольшое количество японофобов или догматиков прокоммунистической ориентации, а также некоторые любители сенсаций), но и сознание того, что ответственность за войну и военные преступления (многие из которых, как потом выяснилось, оказались сильно преувеличенными) несет весь народ и что японская агрессия является закономерным итогом всей истории страны.

      С некоторым огрублением можно сказать, что «быть японцем» (а это основа национальной самоидентификации!) на какое-то время стало стыдно. Этот, как его часто называют в Японии, «мазохистский» взгляд на национальный характер отчетливо, а порой и гротескно проявился в некогда популярных книгах Кисида Кунио «Теория ненормальности японцев» («нормальными» автор провозглашал американцев и европейцев) или Цукаса Синтаро «О взгляде на вещи»[23]. Патриотизм и национальная гордость оказались вне закона, национальные традиции были преданы забвению как «реакционные» и «отсталые», а «иностранное» стало синонимом «прогрессивного». Для части общества идеалом прогресса стал Советский Союз, для части – Соединенные Штаты, причем их противопоставление – в глазах японцев – не всегда было столь непримиримым. Например, вскоре после окончания войны писатель-коммунист Нома Хироси, не удовлетворенный реформами орфографии и иероглифики, предложил заменить «реакционный» японский язык «прогрессивным» и «всемирным» английским.

      Можно без преувеличения сказать, что это был надир японской национальной идеи. Никакие разговоры о ней не поощрялись. Ставка делалась на достижение максимальных экономических успехов,

23

Кисида К. Нихондзин кикэйсэцу. (Теория ненормальности японцев). Токио, 1947; Цукаса С. Моно-но миката-ни цуйтэ. (О взгляде на вещи). Токио, 1951.