Представьте 6 девочек. Лора Томпсон

же состояние Митфордов оказалось весьма существенным, и пусть они получили не так много наличными, настоящее сокровище заключалось в земле, мебели и картинах. Иными словами, значительную часть этого богатства можно было обратить в деньги, что как нельзя лучше подходило человеку с характером Дэвида. Он принялся распродавать свое наследство уже в мае 1917-го, первым делом выставив на продажу Бэтсфорд (“Тюдоровский особняк, воспроизведенный в буртонском камне… 350 акров парка… часть деревень возле Мортон-ин-Марш,800 акров леса”). Начав с Бэтсфорда, он уже не останавливался, распродавая все, чтобы избежать нужды, как выдуманный Нэнси лорд Фортинбрас. Ему досталось столько добра, что он смог сохранить множество замечательных вещиц – например, собранную отцом коллекцию китайских и японских вееров. Но перечень отправившегося на аукцион в первые же два года – картина Рейнольдса за 14800, принадлежавшая Берти коллекция фарфора за 4600, тысячи акров в Оттербурне, графство Нортумберленд (“возможно залегание угля”), имение Бэтсфорд – производит устрашающее впечатление беспомощности в финансовых вопросах.

      Однако в 1919 году Дэвид еще владел основной частью наследия, деревней Свинбрук, форельей заводью в Уиндраше, множеством акров в пологой долине. “Все это твое”, – сказала добрая и склонная к драматическим жестам Бланш Хозьер двенадцатилетней Нэнси, стоя с ней на вершине холма в Бэтсфорде, откуда открывался вид на большую часть Котсуолдса. “Вздор и чепуха! – отрезала Сидни, когда дочь прибежала к ней с этим замечательным известием. – У тебя нет ничего”.

3

      С этого и начались “Митфорды”. Часть выручки от стремительной распродажи Дэвид использовал для приобретения тысячи акров, примыкавших к Свинбруку вместе с усадьбой Астхолл, где им предстояло прожить следующие семь лет. Все дети, за исключением Джессики и Деборы, которая тогда еще даже не родилась, сохранили воспоминания о Бэтсфорде. Они переселились в поместье в начале 1916 года, покончив с Лондоном. С 1917 года они жили в главном доме, стеснившись в нескольких комнатах, словно арендаторы, вдруг сделавшиеся владельцами. В особенности Нэнси – ей было без малого пятнадцать, когда Астхолл продали, – запала в память золотая сияющая слава, скрытая под чехлами от пыли, огромный бальный зал с немыслимой высоты сводчатым потолком, пять лестничных пролетов, длинные подоконники в комнатах с потускневшими стенными панелями. Аристократический образ жизни, какого у Нэнси никогда уже не будет (тут больше повезло Деборе), но она всегда могла возродить его как нечто несказанно прекрасное, о чем умела писать с насмешливым реализмом. К примеру, Хемптон, усадьба, где разворачиваются вступительные сцены “Любви в холодном климате”, изображается схожим с Бэтсфордом – как пышный готический замок, построенный на месте непритязательного и милого здания в стиле английской неоклассики. (“Это красиво, я полагаю, – отзывались о нем соседи, – но мне как-то не по вкусу.”)

      Диана, которой на момент продажи