Против неба на земле. Феликс Кандель

об него ноги, как о коврик, а сапоги во сне были нечищеные. Снился соседу-помещику, будто гнался за ним по полям и кричал: «Догоню – ущипну!..» Объявился во сне у господина губернатора, дым от цигарки пускал в сиятельный нос…

      Эти слова задели министра за чувствительное место его ранимой души:

      – Узрев… Возлюбленного монарха… В величайшем удручении… За содеянные вероломства полагается тебя смерти предать!

      – За чужие сны не отвечаем, – ответил Ушер. – Мало ли кому что снится.

      – Враг, враг! Варвар и кошмар!.. Да я тебя разорву, я тебя в клочья!

      – Рвите, – согласился. – Хоть в клочья. Хоть как. Всё равно буду сниться. А может, и привидением обернусь.

      Перепугался министр, лицом побелел, осанкой сник, ростом опал, и Ушер ему сказал:

      – Знаете, что я посоветую? Не впускайте меня в ваши сны.

      – Как же тебя не впускать? Во сне мы беспомощны. Даже само императорское величество.

      – Так ведь и я беспомощен. Пусть его императорское величество не спит – не дремлет. Тогда не приснюсь…

      Стемнело в комнате. Свеча погасла.

      – История закончена. Спать, Иоселе.

      Душа младенца недоступна пониманию. Маленький Иоселе лег на бочок, ладошку подложил под щеку, и с этой ночи начались злоключения. Забиралась во сны к ребенку всякая противность – солдаты с ружьями, казаки с саблями, бомбардиры при мортирах. Рослые и безбородые, дикие и могучие, набегали пауками на голенастых ногах, лопатки рычагами ходили по спинам, – не укрыться в тайниках одеяла. Солдат поблескивал штыком, казак целился пикой, бомбардир прикладывал фитиль к пушке, чтобы пальнула, – Иоселе подскакивал на матраце и вскрикивал от страха:

      – Тателе, мамеле!..

      – Не плачь, сынок, – успокаивал Ушер и для пущей убедительности брал в руки кочергу: – Вот я приснюсь тебе и наведу порядок.

      Иоселе задремывал у отца на руках, видел во сне штыковой бой, кричал в ужасе:

      – Тателе! Приснись поскорей, ты же можешь!..

      Ушер старался изо всех сил, отчего снился Блюме, любимой жене своей, снился соседям по ближним и дальним улицам; даже полковые дамы из расквартированной поблизости инфантерии разглядывали, будто наяву, рыжекудрого красавца, а их мужья бессильно сжимали кулаки во снах, усматривая его безразличие при всеобщем дамском поползновении, – на дуэль не вызовешь, в рядовые не разжалуешь, на Кавказ не сошлешь. Все в округе видели по ночам Ушера, но в сны к Иоселе он пробиться не мог, чтобы уберечь и защитить.

      Спрашивал с надеждой по утрам:

      – Я тебе не снился?

      – Нет, – плакал Иоселе. – Приснись, тателе, ну приснись!..

      Не спал допоздна от страха ночей. Таращил в темноту глаза. Худел. Иссыхал. Трепетал – бабочкой на стекле. Не надеялся уже на отца, и Ушер иссыхал тоже.

      В одну из ночей Иоселе сказал обреченно:

      – Видел во сне турка. Бежал на меня и штык наставлял. А спасать было некому…

      – Холеру ему в пупок! – всполошилась Блюма, жена Ушера. – Этого нам не хватало…

      Пошли к старой Цирле, которая разменяла