Гарантия на счастье. Катажина Грохоля

потеков.

      В этот день его жена не пришла.

      Когда дыхание деда стало прерывистым, Аля кинулась за Антеком. Она стояла в коридоре, стиснув пальцы, пробуя молиться, но единственное, что приходило ей в голову, – это «Ангел Божий, хранитель мой святой…»

      Через пару минут прибежала медсестра, а потом вышел Антек и сказал:

      – Подожди меня, домой вместе поедем… Тебе здесь нечего делать, мы переводим его в палату интенсивной терапии…

* * *

      Они возвращались домой вместе. Глядя перед собой, Аля пристегнула ремень. Они молчали. Потом она начала говорить о той женщине, о любви, существующей независимо от всего, любви, которая не знает границ, возраста, о любви, которой болезнь не помеха. Она говорила быстро, не хотела, чтобы Антеку показалось, будто ей хочется его в чем-то убедить или объяснить, говорила горячо. «Ты видел? Вот как это должно быть, как же я им завидую…»

      – Ты знаешь, чему завидуешь?

      – Ты не обратил внимания, а я сидела там столько дней, видела ее каждый день… Ты замечаешь другое, эти люди твои пациенты, у тебя нет возможности видеть их такими, какими увидела я…

      – Может, тебе не все известно? Я…

      Она прервала его:

      – Не говори, я знаю, что у нас с тобой разные взгляды, я просто…

      – Я тебе только хотел сказать, что не стоит судить по внешним…

      Вот именно. Он рационалист и все хочет испортить, даже эту историю, вырвавшуюся у нее спонтанно; ей хотелось прекратить разговор, но она сейчас согласна обсуждать что угодно, лишь бы не думать о дедушке.

      – Не говори об этом. Я как раз боялась… когда-то… что ты можешь не заметить…

      Они замолчали.

      – Позволь мне объяснить… Особенно после того, что произошло… – попытался он еще раз, но она прервала его на полуслове:

      – Пожалуйста, давай не будем об этом, я не хочу.

      Антек замолчал, и только когда они подъехали к дому, он посмотрел на нее с грустью:

      – Я знаю, как тебе тяжело.

      Аля вошла в дом. Ей было тяжело как никогда, потому что у нее не осталось никого, кто мог бы ее утешить и защитить. Умирал человек, которого она любила, единственный человек, который защищал ее от страха, она была одна на свете как перст. Ее дедушка, не Антека, уходил в эту минуту. Ей не хотелось, чтобы Антек что-то ей объяснял, ведь она так неожиданно и неосторожно сказала ему, какой должна быть любовь. В конце концов, умирал ее дед, и она не знала, как жить дальше.

* * *

      Когда после смерти дедушки Аля пришла в больницу за его вещами – обручальным кольцом, очками и пижамой, – исхудавший человек догорал. Возле него никого не было. Он выглядел еще более высохшим, чем два дня назад, и Але показалось, он даже не моргал, глядя в потолок.

      Когда она ждала оформления свидетельства о смерти, полная медсестра шепотом сказала коллеге:

      – Сходи в четвертую, посмотри, как там пан Маевский.

      А другая из коридора ответила:

      – Если он дотянет до следующей пенсии, то жена снова к нему придет. Без вариантов.

      Полная медсестра оторвала взгляд от