Эшафот забвения. Виктория Платова

и они продефилировали мимо меня.

      «Съела, стерва?» – сказали мне глаза Братны, чуть затуманившиеся от неожиданно легкой победы.

      «Ты скотина, типичный пальмовый вор», – сказали Братны мои собственные глаза, чуть затуманившиеся от неожиданно легкого поражения.

      – Вас я тоже не задерживаю.

      – Жаль. А я хотела предложить вам кое-какие ценности. – Я не могла уйти просто так.

      Никто не может уйти от тебя просто так, Анджей Братны, и ты знаешь это! Сукин сын, пряничный рождественский разбойник, сахарная голова, до чего же ты хорош! Я поймала себя на мысли, что весь мой праведный гнев куда-то улетучился. На Братны положительно нельзя было сердиться. Ему сошло бы с рук даже ограбление ризницы Московской Патриархии. В его бледных польских скулах не было никакой цыганщины, но я почти уверилась в том, что он может загипнотизировать кого угодно. Загипнотизировать и таскать за собой на коротком поводке, лишь изредка отпуская на свидание с родными. Интересно, сколько таких поводков у него в руках?…

      – Вот как? Рубиновый гарнитур императрицы Александры Федоровны?

      – Не совсем. Пара картин, только и всего.

      – Рубенс? Левитан? Томас Гейнсборо?

      – Нет. Современный художник.

      Братны закинул руки за голову.

      – Угу… Федор! – Братны выдернул из толпы Бубякина, очевидно, отвечающего за современное изобразительное искусство: – Ты привел?

      – Кого? – трусливо спросил дядя Федор.

      – Эту женщину. Как она здесь оказалась?

      – Впервые вижу. – Глаза дяди Федора умоляюще округлились, ему не хотелось попадать в немилость к кинематографическому царьку из-за такой случайной дряни, как я. – Вы как сюда попали, голубушка?

      – Прочла объявление в газете, – пожалела я Федора, вспомнив о том, что говорила мне старушка.

      – Ладно, показывайте ваши полотна, – снизошел наконец Братны, – только живенько, и закончим на сегодня.

      – Вот и отлично, – с подъемом ответила я, – значит, я буду последней, кого вы попытаетесь объегорить.

      – Радостное совпадение наших желаний. Только отойдем в сторону, чтобы не мешать группе подготовиться к пробам.

      Мы с Братны направились в тот самый райский уголок, где он обставил немца. Стараясь не смотреть на пасхальные яйца псевдо-Фаберже, прикорнувшие среди других экспонатов, я распаковала планшет и вынула своего «Шекспира».

      – Здесь не очень хорошее освещение, – заметила я, извиняясь.

      – Ничего, я соображу, что к чему.

      Несколько минут Братны задумчиво рассматривал каныгинскую картину.

      – Кто автор?

      – Один молодой человек. Сейчас, к сожалению, он не работает.

      – Жаль. Я беру эту картину. Есть еще что-нибудь?

      Я достала «Шутов и кардиналов». Братны мельком взглянул на них – только из брезгливой вежливости. Точно так же взглянула бы на них и я. «Шуты и кардиналы» мне не нравились, слишком много бездумного пурпура, как раз в марийском самогонном стиле.

      – Эти не пойдут.

      – Не