Корбо. Под знаменем корсара. Татьяна Милях

сеньориты.

      – Но разве я для вас не то же самое? – чуть улыбнувшись, ответил Корбо, – Завтра вы вернётесь к своему жениху и забудете обо мне… Или же будете вспоминать, но как о захватывающем приключении, как о некой пикантной интрижке, которая у вас случилась до свадьбы, – предположил капитан.

      – Нет! Я не могу так думать о человеке. Нельзя так легко относится к близким отношениям, – отчаянно возразила девушка.

      – Почему нет? Жизнь быстротечна и надо успеть насладиться ею. Зачем отказываться от радостей, которая она дарит нам? – словно змей искуситель вкрадчиво говорил пират.

      – Вы дьявол! – воскликнула Эстель, отшатнувшись от мужчины.

      – А ты ведьма! – огрызнулся Корбо и схватил её за плечи, не позволяя отойти, но уже более мягким голосом добавил, – Нет, русалка, – поправил себя капитан, – Русалки заманивают моряков своими песнями и своей красотой, а потом губят их, увлекая на дно морское, – улыбнулся он. – Я не позволю тебе погубить меня, и намерен, избавится от твоих чар, как бы ты этому не сопротивлялась.

      Мужчина стоял рядом и не спускал с Эстель глаз. Нежно прикоснувшись к щеке, капитан провёл пальцами по её губам и неожиданно проникновенным голосом начал читать стихи:

      О, женщина, услада из услад1

      И злейшее из порождений ада,

      Мужчине ты и радость, и награда,

      Ты боль его и смертоносный яд.

      Ты добродетели цветущий сад

      И аспид, выползающий из сада,

      За доброту тебя прославить надо,

      За дьявольскую ложь – отправить в ад.

      Ты кровью нас и молоком взрастила,

      Но есть ли в мире своенравней сила?

      Ты шелест крыл и злобных гарпий прыть.

      Тобою нежим мы сердца и раним,

      Тебя бы я сравнил с кровопусканьем,

      Оно целит, но может и убить.

      Корбо произносил четверостишия столь нежно и в то же время страстно, что девушку обдало жаром. Его слова вновь звучали, словно признание в любви, и Эстель почувствовала, как запылали её щёки. Сердце сеньориты заметалось в бешеной скачке, готовое вырваться из груди и, если бы ему это удалось, наверное, оно упорхнуло бы в окно, только бы избавиться от завораживающего голоса и обжигающего взгляда пирата. Но Эстель не была настолько наивна, что бы поверить будто отпетый разбойник испытывает к ней глубокие чувства и справившись с волнением она проговорила.

      – Не понимаю, в чём вы меня обвиняете? – нахмурилась испанка. – Вполне по-мужски свою похоть и распущенность вменять в вину женщине, – обиженно произнесла она. – Я вовсе не пыталась вас погубить. Это вы только тем и занимаетесь, что губите меня. Вы лишил меня чести, чего ещё вам от меня нужно? Оставьте меня! – взмолилась Эстель. – Позвольте мне до конца путешествия оставаться в своей каюте.

      – Не позволю, – спокойно ответил Тэо, – Поскольку

1

Лопа де Вега – перевод П. Грушко