Волынская мадонна. Александр Тамоников

с ними не церемонились, отводили в лес и заставляли рыть себе могилы. Проблема состояла лишь в том, что закапывать их приходилось самим.

      Остались не обработанными несколько сел, в том числе Подъяров к востоку от Росомача. Но на это местечко у Горбацевича имелся отдельный план.

      Товарищ Глинский и его партизанская база не давали майору покоя. Он клещами вытащил из Жулебы фамилию агента, затаившегося в отряде, но что с того? Тот сидит на базе и выйти оттуда не может. На это нужна убедительная причина. Пользы с него как с козла молока, во всяком случае в ближайшее время.

      Майор очень хотел бы выманить этих товарищей из леса, но как это сделать, представлял смутно.

      Он знал, что жители Подъярова контактировали с партизанами, не только с польскими, но и с советскими. Они подкармливали их, снабжали одеждой, информацией.

      Наблюдение за селом в последние дни ничего не дало. Партизаны там не появлялись, хотя, конечно, знали, что вытворяла УПА. Затаились, крысы, боятся справедливой мести.

      Майор скептически разглядывал свое войско, построенное в две шеренги.

      «Не верю!» – воскликнул бы Станиславский, да и хрен с ним.

      Да уж, хлопцы выглядели очень мило. Драные фуфайки в самый разгар лета, кирзовые сапоги, пилотки и фуражки, украшенные пятиконечными звездами. Под ними нахальные физиономии. Одни лишь похабные ухмылки чего стоят!

      – Лица сделайте попроще, – хмуро проговорил Горбацевич. – В село придем, никаких пошлостей, вести себя скромно, с достоинством, как и подобает советскому человеку. Звезды отцепить через одного, снять значки, медали. Чего вырядились как на парад? Заправиться, подтянуть мотню и шагом марш, куда я скажу!

      Взвод переодетых карателей, ведомый лично Горбацевичем, вошел в Подъяров около одиннадцати утра. Село раскинулось среди жидких перелесков, на берегу вертлявой речки, которую при желании можно было перепрыгнуть. На востоке обрыв, море кустарника.

      Липовые партизаны вышли из леса, шагали медленно, выставив немецкие и советские автоматы, озирались по сторонам. Пока им удавалось держать себя в образе.

      – По-украински не говорить, – предупредил своих героев Горбацевич. – Не знаете его, так лучше молчите в тряпочку. Только по-русски и на суржике, словно мы с востока.

      Тропа спускалась к реке, потом потянулась на бугор. В селе не брехали собаки, не орали петухи. За плетнями, заросшими бурьяном, не замечалось никакого шевеления.

      Настоящих партизан, присягнувших на верность большевикам, тут точно не было. Воспаленная интуиция майора тут же почувствовала бы их.

      Но село не пустовало. Дернулась занавеска в крайней хате, выглянула бдительная старушка. Из-за сарая выскользнул и зарылся в лопухи какой-то шкет. За оградой, увенчанной горшками, кто-то сидел и, наверное, таращился на чужаков так, что спина чесалась. Объявился на крыльце мужик в рваных портках, робко улыбнулся. Нестор Кишко, волокущий на плече ручной пулемет Дегтярева, приветливо помахал ему.

      Бандеровцы миновали крайние хаты и направились к центру села, где