Гавана. Стивен Хантер

мастер ружейной охоты. Так уж получилось, что я немного знаком с Хемингуэем, и мы все могли бы завалиться в Финка-Вихию и пострелять там по голубям. Хэм тоже большой любитель палить из двустволки.

      – А кто такой этот Хемингуэй? – спросил Лейн Броджинс и, не дожидаясь ответа, повернулся к Эрлу, – Сержант Эрл, вам лучше допить свою колу, отправиться домой и хорошенько выспаться. Конгрессмен решил, что он должен прежде всего познакомиться с кубинской преступностью – чтобы получить о ней личное впечатление. А это означает, что завтра нам предстоит совершить экскурсию по городу. Кто знает, с чем там придется столкнуться?

      – Помилуй бог, куда же вы собрались? – спросил Роджер.

      – На Санха, – с готовностью ответил Броджинс – Знаете, улица в Centra, где шлюхи, театр «Шанхай» и…

      – Санха… – повторил Роджер, передернув плечами, что ясно давало понять, насколько безвкусным он счел это упоминание. – Сержант, пожалуй, вам стоит взять парочку «суперов» тридцать восемь.

      Глава 06

      Советское торговое представительство находилось на верхнем этаже Дома Миссий, занимавшего номера 25 и 27 в той части центра Гаваны, которая раньше была известна как Las Murallas – Стены. Некогда облик всего этого района определяли стены старого города, которые теперь полностью стушевались в ходе строительного бума. Тут и там стремительно, как ракеты, к небу взмывали спроектированные американцами и построенные на деньги американцев небоскребы, так что Гавана довольно быстро приобретала облик части Майами. Однако Дом Миссий был построен по проекту француза и поэтому не имел смелого, устремленного ввысь модернистского облика, характерного для Новой Гаваны периода второго правления режима Батисты; скорее он походил на Барселону или Мадрид двадцатых годов, а не на Лас-Вегас пятидесятых.

      Спешнев, обутый в эспадрильи[17], одетый в рубашку и мешковатые брюки в крестьянском стиле, сидел напротив облаченного в костюм молодого человека с зачесанными назад блестящими от бриллиантина волосами, больше походившего на американского инвестора, чем на резидента советской разведки. Аркадий Пашин был молодым, блестящим, пугающим, презираемым, обладающим серьезными связями, энергичным, неутомимым, безжалостным, честолюбивым человеком и являлся для Спешнева большущей и болезненной занозой в заднице.

      – Спешнев, вы должны были прибыть в десять утра. Сейчас уже десять ноль-пять. Это неприемлемо, это недопустимо, это нежелательно. Мы обязаны соблюдать строжайшую дисциплину. У нас не хватает людей, не хватает денег, нет вообще почти никаких ресурсов. Вы что же, не понимаете, что только дисциплина, и еще раз дисциплина, а также старательная работа могут помочь нам пережить эти тяжелые времена и добиться успеха?

      – Пашин, меня предупреждали, что вы чудовище. Но, молодой человек, я даже представить себе не мог, что вы любите тешиться такими мелкими уколами, – тепло улыбнулся Спешнев.

      – Знаешь что, старый козел, – проговорил побледневший до синевы Пашин, почти не шевеля тонкими губами, – я тебя сюда не вызывал. У меня здесь

17

Сандалии на веревочной подошве.