Август в Императориуме. Дмитрий Леонидович Лакербай

волшебно провернутся на месте и повезут в утраченное. Быстрее, быстрее стучат колёса, искрят рельсы, трещит старая плёнка, сейчас мы встретимся глазами и всё сбудется – и тогда начинается Апокалипсис, девочка и мальчик становятся раскаленным ветром; срываясь, судорожно скребёт рукой землю строительный кран; лошадиные и коровьи черепа, как боязливые сокровища, прячутся навсегда. Так устроен мир: всё, что ты хочешь оставить, непременно исчезает по любой из возможных причин, ибо настоящее – бесконечное решето и Апокалипсис – просто соседняя ячейка рядом с испарившейся молодостью или растраченной любовью…

      Но жизнь продолжается! Сколько ещё замечательного осталось! Поплыви ночью вниз по бескрайней Хуанцзы; распростершись на бальсовом плоту, на мерно шевелящихся брёвновых тушах, сосчитай звезды и заполни ошеломляющим с одного глотка звездным нектаром привязанные под плотом длинные бамбуковые сосуды с выдолбленными перемычками – их и днем неизменно омывает тёмная влага, и свежести запаса одной ночи хватит до устья. На вторую ночь закрой глаза и ввяжись в пульсирующий хоровод цикад – и не заметишь, как на третью тебя окружат пляшущие разноцветные огни и голоса неприкаянных скрипок, звякающих гитар, торопливо озабоченных саксофонов, крадущихся куда-то клавишных… Это Диззи и Виллидиксон, в них обитают джаблюзеры, готовые играть даже на собственных похоронах, и нередко речным и морским судам, швартующимся в их гаванях, приходится долго сигналить, вызывая не вылезающий из таверен и кабачков персонал¹⁵.

      Полети вверх – и попадёшь в волну соблазнительных запахов: это работают замечательные коптильни и винокурни Виллалобоса, раскинувшегося в месте слияния Латоны и Хуанцзы. А ведь есть ещё Арсирия¹⁶ и Фанг Фанг, расположенные по краям Латонского моря – огромного природного водохранилища с сотнями камышистых островков, где глаз не успевает сосчитать уток, цапель и фламинго за мельтешащими и орущими чайками и застревает на предыдущем изображении и где круглый год обитают сотни рыбаков и охотников, зачарованных нескончаемым изобилием. Есть левобережные Эль-Койот и Чечако, где живы буйные традиции ковбоев, пьющих только виски (и умудряющихся где-то, рискуя жизнью, добывать ржавые револьверы), и гаучо, пьющих горячую овечью кровь из проткнутой жилы. Есть суровый шахтёрский Экс Ункве у отрогов Заоблачного хребта, поставляющий в Омир уголь, битум, горючие сланцы, а также медь, олово, слюду, нефрит, малахит, аметист и бог знает что ещё; мрамороломни Экс Ункве всегда завалены заказами. Есть соперничающие друг с другом богатые прибрежные города-порты между столицей и устьем Хуанцзы – Велизарида, Браганца, Кобальт!

      А, например, замечательная Олгойская Бэтл-Регата – один из масштабных ежегодных спортивно-праздничных фестов, традиционно пятидневный чемпионат-зрелище в 120 верстах от столицы, на Зеркальном Плесе, прилегающих каналах и мелких озерах! Река на эти дни закрыта

15

Орденские капитаны, впрочем, научились вызывать постоянно пританцовывающих джаблюзеров, исполняя пароходным гудком нечто вроде «Chattanuga Chu-Chu» или «Hit the Road».

16

Которую сами жители, члены одной общины – Церкви Земли – постепенно перестраивают в Гринхилл: используя природные холмы, они ярус за ярусом строят непрерывные террасно-концентрические здания, причудливо комбинируя жилые, хозяйственные и торговые помещения с садами и огородами; все крупные производственные мощности располагаются внизу, а вершины холмов заняты парками и искусственными водоёмами; водопользование и водоотведение у гринхиллцев на высоте во всех смыслах.