Политбюро и дело Берия. Сборник документов. Отсутствует

и т. д. Увидев, что Жарковская продолжает настаивать и говорить о своем преступном лечении тов. Подвойского и Семашко, а также враждебных выпадах Когана против тов. Маленкова, Захаров, прервав ее, заявил: «Вас били?», на что изумленная арестованная задала ему вопрос: «А разве в органах МВД бьют?». Так повторял он свой, я бы сказал, явно провокационный вопрос трижды. В результате ему удалось убедить Жарковскую в ошибках, но о вражеских высказываниях Когана она продолжала подтверждать до самого своего освобождения.

      В ходе следствия, до прихода в МВД Берия, наряду с допросами арестованных для подтверждения их вражеской деятельности проводились экспертизы, в состав комиссий которых назначались заслуженные деятели медицины – профессора Удинцев, Булатов, Готовский и др. Им давались для объективности фотокопии историй болезни без указания фамилии пациента (имелись в виду Димитров, Подвойский и др.). Тщательно анализируя их, эксперты без всякого воздействия со стороны следствия, поскольку занимались этим другие люди, подтверждали преступное лечение со стороны врачей ответственных государственных деятелей.

      Для того чтобы разбить доказательства виновности врачей, комиссия занялась обработкой экспертов, которых вызывали и вдалбливали им, что будто бы они дали ошибочное заключение. Эксперты долгое время не соглашались, но, наконец, не выдержали и согласились с комиссией, изменив своему назначению – полнейшее беспристрастие и объективность в выводах.

      Незадолго перед освобождением у Кобулова собрались руководящие работники следствия, которым он, по словам тов. Рублева, заявил, что некоторых врачей в другое время мы бы и не освободили, а теперь нужно освободить. Следовало бы сейчас спросить Кобулова, на какое время он намекал.

      В постановлении об освобождении врачей комиссия явно с преувеличением составила сам текст этого документа и написала то, чего в действительности не было.

      После освобождения врачей в передовой статье газеты «Правда» было указано, что Михоэлс был оклеветан. На самом деле это не так. На него имелись серьезные агентурные и следственные материалы, свидетельствующие о его вражеской деятельности против Советского государства.

      Я лично намеревался пойти к тов. Маленкову или тов. Ворошилову, с тем чтобы рассказать им о том, что я не верил в правильность освобождения ряда врачей.

      Более того, я говорил следователям Пыренкову, Зотову, Смирницкому и другим, что этот факт освобождения интуитивно вызывает у меня недоверие к Берия. Это мое убеждение основывалось еще и на том, что в 1938 году, с приходом Берия, освобождали арестованных поголовно. В результате выпустили ряд врагов, и потребовалось вмешательство в декабре 1938 года товарища Сталина, чтобы приостановить эти безобразия и подходить к разбору следственных дел со всей объективностью.

      Однако я виноват в том, что своих сомнений не довел до сведения ЦК. Но это объяснялось тем, что я лично боялся, как бы мое заявление не расценили как намерение в покушении