Угрюм-река. Книга 1. Вячеслав Шишков

на лавке огромная копна. Над ней клубился пар, как над тунгусской юртой. Петр Данилыч смекнул, что это караульный. Действительно: по крайней мере в двух тулупах, вывороченных шерстью вверх и напяленных один на другой, в огромных валенках, засунутых в пимокатные калоши, в которых, как в ладье, смело можно переплывать любую реку, ночной страж представлял собою неописуемое допотопное чудовище и, к довершению всего, мертвецки спал.

      Когда Петру Данилычу наскучило по-человечески будить спящего, он сгреб его за покрытый инеем саженный, приподнятый кибиткой воротник и сбросил на землю. Пыхтя и переваливаясь с боку на бок, как на льду стельная корова, страж никак не мог подняться. Поглядывая на этого беспомощно барахтавшегося гиппопотама, на его нелепую шапку и рукавицы, сшитые из собачьих шкур, на болтавшуюся колотушку с камушком и оловянный, привязанный к шнурку свисток, Петр Данилыч от души громко рассмеялся:

      – Ну и караульный!.. Вот так ловко!

      – Ой, батюшка, подсоби-ка… Сделай милость.

      Петр Данилыч твердо поставил его на землю.

      – Да-кось палку-то… Не нагнуться мне, – словно попавшаяся в капкан старая лисица, жалобно заскулил старик.

      Купец подал ему увесистую, с корневищем на конце, жердину.

      – Ох, спасибо тебе, батюшка, отец родной! – И караульный, сбросив рукавицы, внезапно огрел изумленного купца жердью по голове.

      – Что ты, старый черт?!

      – Вот те что! Другой раз не будешь буянить по ночам. Варнак…

      Насвистывая в свисток и стуча в колотушку, старик мутными узенькими глазками оглядывал прилично одетую фигуру стоявшего перед ним человека.

      – Как ты, старый дьявол, смеешь?! Я завтра исправнику скажу… Я – купец!

      – Купе-е-ц? – протянул старик; из его груди вырвался сокрушенный вздох. – В таком разе проходи вольготно… Без опаски… Это ничего. А ты чьих будешь?

      – Громов. Мне бы поесть.

      – Гро-о-мов? – изумился старик и, придвинувшись к Петру Данилычу, стал пристально всматриваться в его лицо. – Не из тайги ля ты?

      – Оттуда. Из тайги.

      – Вот так раз!.. Благодарю покорно. Ты, видать, Данилин сын? Что, дедка-то Данило жив?

      – Помер.

      Петр Данилыч хотел грубо оборвать разговор, но в нем шевельнулась надежда, что старик в конце концов накормит его.

      – А ты знавал его, что ли?

      – Дедку-то Данилу? Не только знавал, а на Страшном суде господнем рядом судиться будем… Во как я его знавал. Ямщиком я был у него, по тайге возил. – В голосе старика зазвучала желчная злоба, как шипенье гада, которому отдавили хвост. – Как же! Одной кровью мы с ним мазаны.

      – Как так?

      – Ну, уж это не твоего ума дело… – Старик многозначимо крякнул, ударил палкой в снег и смолк.

      – Слушай, дед, не накормишь ли меня? – взмолил Петр Данилыч и сплюнул накатившуюся голодную слюну. – Аж дурно мне. С утра не евши.

      – Какая может быть в ночи кормежка? Ночь, спят все… А впрочем говоря, шагай в Грабиловку,