Звезды у миров общие. Николай Николаевич Шмигалев

до рассвета ты не исполнишь волю моего господина, клянусь богами, ты упокоишься навеки, – не унимался Рогбир, угрюмо оглядывая занавесь, на которой в колышущемся свете свечи подрагивала тень горбуньи с всклокоченными волосами. – Я лишу тебя головы!

      – Еще одно слово и я наложу на тебя печать немтыря, и твой грязный язык отсохнет водерень, – сердито воскликнула старуха, и Рогбиру показалось, что даже через занавеску он встретился с её пронизывающим ведьмовским взглядом.

      – В самом деле, Рогги, уймись, не мешай мудрой Гонзанне кудесить.

      Кряжистый коротышка, сидевший около очага со скрещенными на сарацинский манер ногами, попытался усмирить перебравшего товарища.

      – Брысь, отсюда Игрень! – раздался голос Гонзанны. – Иди, за гостями присмотри, пока чего не стянули! С них станется!

      Рогбир и карлик возмущенно переглянулись, усмотрев явную иронию в словах старухи, но вслух высказывать протест не решились.

      Из-под занавеси, неспешно, с задетым чувством собственного достоинства, выбрался котяра, по окрасу совершенно не подходивший окружающему антуражу. Ведьминому коту, прозябавшему на болотах, положено было быть черным как смоль, исполненным мистической загадочности, навевая одним своим видом минорные мысли о бренности всего сущего. Этот же обитатель дома на болотах был светло-рыжим, лощеным и вместе с тем простым как дворовая псина.

      Кот подошел к сидевшему карлику и потерся о его колено. Первым желанием коротышки было отшвырнуть кота куда подальше, в окно, например, но он лишь ласково погладил пушистого рыжего демоненка. Карлик был в таком нервозном состоянии, что если бы о его колено вместо кота потерлась какая-нибудь склизкая жаба с петушиным хвостом, он бы и её погладил. Коротышка считал, что с ведьмовскими питомцами лучше не ссорится, тем более на их территории.

      Поглаживая кота, карлик понизил голос и сделал другу внушение:

      – Лучше её не злить, старина. Иначе она не посмотрит и на то, что ты налакался как свинья и к тому же являешься доверенным лицом короля. Наведет такую сглаз-порчу, будешь потом всю ночь в кустах тужиться, одной рукой москитов, другой – кикимор отгонять. Поверь, Рогги, я знаю, о чем говорю. Такого о колдуньях и ведьмаках наслышался, поседеть в пору, – провел он рукой по своим черным как смоль волосам, –Садись, садись, дружище.

      Рыжий крысолов, словно выражая согласие с карликом, с немым укором поглядел на стоявшего посреди избы человека и отправился по своим кошачьим делам, бесстрашно выскользнув за неплотно прикрытую дверь в чавкающую мглу болота.

      Несмотря на количество и крепость выпитого, Рогбир послушно опустился на кругляш чурбака и немигающим взглядом уставился на танцевавшие в очаге языки пламени. Верный пес короля Арлинга Великодушного, «дикий рыцарь», он вовсе не желал ссориться с изощренной в колдовских делах старой знахаркой, выполнявшей кое-какие указания короля. Просто нервы взыграли.

      Еще бы им не взыграть.

      Бесстрашный в бою, сэр Рогбир, старался за десять верст обходить стороной гиблые места, предвзято относился к всякого рода «слугам дьявола» и их чародейскому ремеслу, и совсем уж мало радости ему доставляло выполнение сомнительных поручений короля. А в этот злополучный раз, все три напасти сошлись в единое – убитый горем король Арлинг, послал его на ночь глядя на Проклятое Болото, к бесовской ворожее с весьма щекотливым поручением, – ну как тут не перебрать со старым добрым алахетским вином.

      Благо, что балагур Эйсфо, и по совместительству близкий друг и вечный спутник похождений Рогбира, как всегда вызвался сопровождать своего боевого товарища. Присутствие коротышки, хоть как-то скрашивало мрачный интерьер ведьмовского пристанища.

      В отличие от Рогбира, семифутового широкоплечего и в целом доброго молодца, некогда искусного кузнеца, еще в пору юности одним ударом кулака валившего с копыт племенных быков, Эйсфо был самым что ни на есть доподлинным карликом и едва дотягивал своему другу до пояса. Однако, несмотря на невеликий рост, он был отличным воином и не раз доказывал свое превосходство над теми глупцами, кто сомневался в его способностях и пытался посмеяться над его небольшой высотой. Два длинных обоюдоострых ножа, до поры до времени покоившиеся в ножнах, чьи отполированные рукоятки в настоящее время торчали из-за плеч Эйсфо, в свое время попробовали «на вкус» много чужой дурной кровушки.

      Помимо походов и битв Эйсфо, любил крепкий эль, терпкое вино, скабрезные баллады и девиц с, как говорится, пониженной социальной ответственностью (к возрасту и внешности женского пола у него особых требований не было). И если бы не его страсть к приключениям, как он сам говаривал, то карлик давно стал бы шутом или менестрелем при дворе какого-нибудь знатного господина, где всегда хватало и вина, и девиц, и сплетен. Еще он утверждал, что является прямым потомком таинственных горных гномов, поэтому за милю чует, где припрятано золотишко и драгоценные каменья. Несмотря на эту сомнительную особенность, непутевый Эйсфо всегда был на мели и зачастую столовался у закадычного друга Рогбира, что, впрочем, не мешало ему при необходимости всегда отыскать в карманах пару серебряных монет на подарки