Ватага (сборник). Вячеслав Шишков

крики:

      Эй, попы, купцы, дворяне,

      Чиновники и поселяне,

      И вы все, мелкие людишки,

      Пискари, караси, ершишки!..

      Зыков всех зовет на блины-ы!!.

      Представленье смотреть, веселиться,

      Всем чертям молиться…

      На блины-ы-ы!!.

      И под луной же, там на крепостном валу, искусник-пушкарь Миклухин задувает в пушку тугой заряд. А Настя управилась с делами, обрядилась во все новое и, беспечально поскрипывая по снегу новыми полсапожками, шла под луной на пикульи голоса и крик.

      Может быть, от этого крика или потому, что в комнату вдруг вошел огромного роста человек, Таня вскочила с дивана, оторвав от заплаканных глаз платок.

      – Мне не по нраву, когда в горнице темно… Дайте огня.

      Таня бросилась в ближайшую дверь, и переполошный замирал-удалялся ее голос:

      – Зыков, Зыков…

      Огня не подавали. Он твердо пошел вслед за Таней. В крайней ярко освещенной комнате, сбившись в кучу у стены, тряслись три женщины. Когда Зыков вошел, они подняли визг и заметались.

      Таня с криком вскочила на кровать и, схватив подушку, прижалась с нею в угол.

      В этот миг ахнула с крепости пушка. Дом вздрогнул, а Настасья сунулась носом в снег и захохотала. Гараська бежал огородами с тугим мешком домой. Тоже упал, поднялся и пьяно проговорил:

      – Ух, язви-те!.. Как подходяво вдарило…

      – Я все купецкие семейства убиваю. Вам же бояться нечего… Это говорю я, Зыков. Ребята караулят ваш дом надежные… Не пужайтесь, и он кивнул головой на девушку: – Молите бога вот за нее, за эту.

      У Тани вдруг расширились глаза от страха или от чего другого, и тонкие губы раскрылись.

      – Танюха, поди сюда! Брось подушку.

      – Зыков, отец родной… Ой, голубчик… – и мать упала на колени.

      Он сдвинул брови и упер железный взгляд в большие остановившиеся глаза девушки:

      – Ну!

      Татьяна соскользнула на пол и послушно стала подходить к нему, высокая, упругая, не понимая сама, что с ней. Он шагнул навстречу и грузной рукой погладил ей голову. Черные девичьи косы туго падали на спину, и Зыкову показалось, что все лицо ее – два больших серых глаза под пушистыми бровями и маленький алый рот.

      – Вот, к разбойнику подошла… Вся в черном, как черничка… – ласково сказал он.

      Девушка крикнула:

      – Ах! – внезапно вскинула руки на плечи Зыкова и застонала: – Ой-ой, зачем вы папочку убили?.. Папочку…

      – Так надо, – сказал он, тяжело задышав, и подхватил повалившуюся на пол девушку: – Ну, зашлась, сердешная…

      У Тани глаза закрыты, улыбка на побелевшем лице и скорбь. Понес ее на кровать. Руки девушки повисли, как у мертвой, и повисли две черные косы ее.

      Когда нес, мать и Верочка бросились к Тане. Верочка затряслась, затопала, отталкивая его кулаками:

      – Уходи, убийца!.. Прочь!.. Ты папашеньку убил… За что? Он хороший был… Он честный был… А ты дрянь, мерзавец!.. – и злобная слюна летела во все стороны.

      Он выхватил из графина