Дом. Роман. Иван Зорин

несносен.

      – Что вы сделали для литературы? – хватал он за рукава проходивших мимо жильцов. – Отвечайте!

      Савелий Тяхт, когда-то писавший стихи в школьную газету, встречая его пьяным, не давал ему раскрыть рта:

      – Мои заслуги перед литературой огромны – я избавил её от графомана!

      И тыкал себя в грудь пальцем.

      – Люблю! – лез обниматься Ираклий Голубень. – Я сам такой!

      А на другой день ему делалось стыдно, и он с неделю не показывался, выходя, как кошка, лишь по ночам. Шляясь, как лунатик, по двору, он в одиночестве выкуривал на лавочке трубку, а если накрапывал дождь, и она гасла, ему приходилось, раскуривать её снова, чиркая спичкой, выхватывавшей из темноты его подвижное лицо. Возвращаясь под утро, он досыпал в кресле перед зеркалом, а вечером в том же кресле тянул из бутылки пиво, время от времени чокаясь со стеклом:

      – Кто пьёт – ещё ребёнок, кто не пьёт – уже старик!

      Ираклий Голубень был дважды женат, прежде чем стал убеждённым холостяком. Первая жена была его ровесницей. Она больше помалкивала, держа мысли при себе, как косметичку, с которой не расставалась даже в дУше, и, несмотря на все старания мужа, разговорить её было труднее, чем покойника. «У женщин, как у собак, свой возраст, – думал Ираклий Голубень, глядя, как быстро она увядает. – Они стареют раньше мужчин, зато живут дольше». Супруги вместе перебирали дни, как замусоленную колоду, но Ираклий, в отличие от жены, ещё держался и однажды задал ей роковой вопрос: «А что ты сделала для литературы?» Жена не ответила, и Ираклий подал на развод, уверенный, что в суде её молчание сочтут для него достаточным основанием. После этого Ираклий Голубень взял в жёны студентку, проходившую в редакции практику. Судьба избавила его от повторения. Новая жена оказалась зубастой, болтала, всё, что взбредало в голову, не обращая внимания на угрожающее молчание мужа. Ираклий Голубень теперь понял свою бывшую жену, в роли которой оказался. Но роль ему явно не шла. Молодая сутками не вылезала из постели, которую превращала в площадку для споров.

      – Если бы я была твоим мужем, то зарабатывала бы больше тебя.

      – Что же тебе мешает? – парировал Ираклий. – Смени пол.

      – Сначала ты. А я погляжу потом, стоит ли делать тебе предложение.

      Ираклий покосился.

      – А может, тебе стоит для начала стать своим мужем?

      – Ну, двух мужей я не потащу. Придётся с одним расстаться. Угадай, с каким.

      Ираклий промолчал. Потому что постель ещё списывала всё. Но время работает против любви, и с окончанием медового месяца всё изменилось.

      – Мы эгоисты, – разглядывала его молодая, точно увидела в первый раз. – Вот ты сейчас задумываешься о том, кто рядом с тобой?

      – А ты? – возвращал ей вопрос Ираклий. – Ты думаешь о том, кто рядом с тобой?

      – Нет, – эхом откликалась она, – я думаю о том, кто рядом с тобой.

      Последнее слово