Ковбой Мальборо, или Девушки 80-х. Борис Дорианович Минаев

охотничьи сапоги у него при этом смешно оттопырились, и начал как-то ласково нацеживать в граненый стакан мутную жидкость.

      – Только учти, Разгуляй, это не водка, а самогон. Сначала выдохни.

      Она послушно выдохнула, обожгла рот самогоном, после чего потеряла ориентацию в пространстве как-то очень уж сразу и очнулась на берегу реки Истры с тем же Борей, который бережно держал ее за руку и что-то горячо объяснял.

      – Пойми, это… Это… – говорил он. – Это нужно понять сейчас, сегодня, не завтра, не послезавтра.

      – Что это?

      – Ну я же тебе говорю… – обиженно сказал он. – Ты что, не слышишь? Я тебя специально сюда отвел, чтобы без стукачей. Наши песни – это песни протеста! Понимаешь, протеста! Как у Виктора Хары! А эти песни – да их в телевизоре можно исполнять. В «Утренней почте». Поэтому мы и решили, что не допустим.

      – Чего не допустим? – опять не поняла она, преданно глядя в его бороду.

      – А вот увидишь… – сурово ответил Боря и повел ее обратно.

      Все-таки какую-то часть его объяснений она пропустила, и это было обидно.

      У костра уже сидела Ивлева и терпеливо ее ждала.

      – Познакомилась? – весело сказала она. – Ну ты, конечно, Милорадова, даешь. Ну самых ненормальных тут нашла. Ну вот просто самых.

      Сравнение с Бородинской битвой Танечку между тем по-прежнему не отпускало. «Но с кем же битва? – задумалась она. – Где враг?»

      Постепенно поляна – и все это человеческое варево на ней, вся эта бесформенная толпа – приобрели другие черты. Раздались призывные крики, люди торопились, сбивались в кучи, по кучам разбегались деловитые ребята, раздавая какие-то палки. Уже совсем cтемнело, часов девять или десять, Танечке стало как-то страшно. Они с Ивлевой тоже построились куда-то, и она наконец спросила:

      – Мы куда-то идем?

      – Да, к большой сцене…

      – А она где?

      – Она у реки, там, где излучина, помнишь?

      И Милорадова вспомнила, что, когда они тянулись от станции, она увидела, что большую сцену строят не на самой поляне, а у поворота реки, за маленьким пригорком, на котором, наверное, будет удобно сидеть, получается как бы амфитеатр, а за рекой начинается большое поле, за которым виднеется большой лес.

      Наконец началось движение.

      Люди подняли над головой таинственные палки и стали их зажигать.

      – Это что, факельное шествие? – прошептала Танечка.

      – Да! – раздраженно сказала Ивлева. – Сама не видишь?

      Факельные шествия она видела только в документальных и художественных фильмах про ку-клукс-клан. Это было как-то совсем не из той оперы.

      Но в это время стройный хор голосов грянул песню.

      Поднявший меч на наш союз…

      Ивлева сразу подхватила:

      Достоин будет худшей кары…

      Танечка радостно запела тоже, эту песню она все-таки успела выучить.

      И я за жизнь его тогда…

      Не дам и самой ломаной гитары… —

      резко и мощно развил тему мужской хор, оказавшийся