За краем света. Александр Георгиевич Бородавкин

будешь молчать?

      – Тебе не нужно то, что я хочу тебе сказать. Ты к этому еще не готова. Когда придет время, поймешь сама. Почему-то каждый норовит сам наступить на грабли.

      – Какие грабли?

      – Ты не поймешь.

      – Конечно, я ведь у тебя непроходимая дура!

      – Да, – не стал спорить Айки. – Поэтому я посижу около тебя, если ты хочешь, но посижу молча. Я хочу подумать о своем.

      – Можешь не сидеть, – обиженно сказала Айрин.

      Она оттолкнулась спиной от стены и кулем повалилась на подушку, не поменяв позы.

      – А ветер и вправду стихает…

      – Потому что скоро утро.

      – Да, почему-то они предпочитают потемки. Наверно, им тоже бывает стыдно за свои поступки…

      – Ты опять?..

      – Ладно, ладно, не буду больше. Прости…

      – Поспи лучше.

      – Ага. Уже сплю, – согласилась девушка и действительно уснула, а когда проснулась, изумрудное небо за окном уже выцветало и золотело – утро переходило в день.

      В доме было тихо, и обманутая тишиной Айрин подумала, что отец еще спит. Она встала, стараясь не шуметь, накинула на плечи рубашку, прошла на цыпочках через комнату – и увидела, что постель отца пуста. Она топнула в досаде ногой и выглянула в окно.

      Отец суетился у поваленной изгороди. Айрин задело, что отец без нее занялся ремонтом. Почему он не позвал ее, не подождал?

      Она оделась и вышла на крыльцо.

      Воздух как-то по-особенному светился, словно каждая молекула, надраенная за ночь песком и дождем тщательно промытая, еще сохраняла на себе влажную пленку, и на каждой было маленькое отражение солнца.

      Айрин этот воздух вдохнула и, еще сердясь на отца, который совсем не отдыхал ночью и не разбудил ее, когда встал, как будто она какая-нибудь неженка, и все еще негодуя на ночной разгул богов, против воли зажмурилась от наслаждения.

      – Папа, – сказала она, не открывая глаз. – Это не воздух, а травяной настой… Здорово, а? – Она потянулась, провела ладонями по лицу, будто умываясь, и по очереди открыла глаза: сначала левый, потом правый. Эта неодновременность была призвана выразить недовольство. – Ты почему меня не разбудил?

      – Иди сюда, – сказал Айки, не оборачиваясь, и по его тону Айрин поняла, что он расстроен. Он скреплял разломившиеся жердины, и тут Айрин обратила внимание, что работает он как бы через силу: так, словно выполнял никому не нужные действия, возился просто чтобы убить время.

      – Ты что, папа? Что случилось?

      Она подошла ближе, наклонилась к нему, пощекотав прядью волос щеку.

      – Я опять что-то сделала не так? – спросила она, пытаясь догадаться. – Но ты же сам меня не разбудил…

      – Оглянись, – сказал Айки.

      Девушка оглянулась на дом и увидела, как придавливал его, обхватив крышу корявыми ветвями-лапами, огромный широколист. Айрин не помнила, чтобы такой рос поблизости; наверное, его принесло ветром откуда-то с горы. Там, наверху, таких много. Девушка оглянулась на отца.

      – Что? Что ты подумал?.. – спросила она,