Моя любовь когда-нибудь очнется. Чарльз Мартин

стоявшее поблизости кресло на колесах, нажал на кнопку вызова лифта. Подъем на второй этаж занял несколько секунд, но все это время я приплясывал на месте от беспокойства.

      Когда мы появились в коридоре родильного отделения, врач на сестринском посту разговаривал с кем-то по телефону. Увидев лицо Мэгги, он сразу бросил трубку и махнул рукой в конец коридора, где находилась родильная палата. Там Мэгги сразу уложили на стол и прикрепили к животу монитор для наблюдения за плодом. Пока врач производил все необходимые манипуляции, я поддерживал ей голову и шептал слова ободрения.

      – Ну, Мэгги, расслабьтесь, – сказал наконец врач и, достав откуда-то длинный пластиковый крючок, похожий на вязальный, велел акушерке смазать его гелем. – Сейчас мы вскроем околоплодные оболочки, отведем воды и начнем колоть питоцин.

      «Вы никогда не засунете эту штуку в мою жену!» – подумал я, но Мэгги вздохнула и так сильно сжала мою руку, что костяшки ее пальцев побелели.

      – …Благодаря этому схватки начнутся скорее, но… – Врач сделал паузу, когда ему на руки хлынула желтоватая жидкость. – …Но будут более болезненными.

      – Это ничего… – проговорила Мэгги, пока акушерка смазывала ее правую руку спиртом и вводила иглу капельницы.

      Минут через пятнадцать начались боли. Я по-прежнему сидел рядом с кроватью, прижимал ко лбу Мэгги мокрое полотенце и сражался с растущим в горле комком. Приближалась полночь. Мэгги обливалась потом и с каждой минутой все больше бледнела. Я позвал акушерку и попросил что-нибудь сделать.

      Через несколько минут в палате появился анестезиолог.

      – Как насчет того, чтобы немного ширнуться, мэм?.. – предложил этот остряк-самоучка.

      – Я готова, – не моргнув глазом, ответила моя жена.

      По команде врача Мэгги села и наклонилась вперед, насколько позволял ей живот. Анестезиолог зашел сзади и воткнул ей эпидуральный катетер прямо в позвоночник. Почти в ту же самую секунду снова начались схватки, Мэгги застонала, но даже не пошевелилась.

      Господи, спаси и помилуй мою жену!

      Наконец Мэгги разрешили снова лечь. Тяжело дыша, она откинулась назад, согнув ноги в коленях. Еще один спазм сотряс ее тело, потом подействовала анестезия. Плечи ее расслабились, ног она и вовсе не чувствовала, а я подумал, что, будь у меня сейчас миллион долларов, я бы отдал его весь, до последнего цента, этому человеку, избавившему мою жену от мучений. Да что там, я готов был поцеловать его прямо в губы!

      Следующие два часа оказались легче, чем предыдущие два дня. Мэгги и я смотрели на монитор, наблюдая за ходом каждой схватки («О, вот это было отлично!»), прислушивались к сердцебиению плода, смеялись, спорили, какое имя выбрать малышу, и старались поменьше думать о том, что́ ждало нас в ближайшее время. Я чувствовал себя как во сне; мне странно было думать, что через считаные минуты или часы наш сын окажется здесь, с нами. Рука Мэгги лежала в моей руке, и на душе у нас было хорошо и спокойно.

      Примерно в половине второго у роженицы в соседней палате начались проблемы, и ее в срочном порядке повезли