Моя любовь когда-нибудь очнется. Чарльз Мартин

что с формальной точки зрения она относится к слывущей возмутительницей спокойствия Африканской методистской епископальной сионской церкви, над входом в которую начертано крупными буквами: «Сошествие Святого Духа – не событие, а продолжающийся процесс».

      После того как я побывал на четвертом или пятом строительстве шпиля, я спросил:

      – Папа, почему тебе так нравится строить именно церковные шпили?

      Он улыбнулся, достал карманный нож, открыл малое лезвие и, глядя поверх окружающих нас полей и пастбищ куда-то очень далеко, начал тщательно вычищать застрявшую под ногтями грязь. Наконец Папа сказал:

      – Чтобы не сбиться с пути, некоторым людям – и мне в том числе – нужны надежные ориентиры, которые видно издалека.

      Я уже учился на первом курсе университета, когда бабушка тяжело заболела. Узнав об этом, я примчался домой как можно скорее, хотя для этого мне не раз пришлось превысить разрешенную скорость. Взбежав на заднее крыльцо, я услышал, как Папа, стоя на коленях возле бабушкиной кровати, прошептал:

      – Боже, прошу тебя: дай мне прожить с этой женщиной хотя бы еще один день!

      Они прожили вместе шестьдесят два года, и вот музыка смолкла и огни погасли. Закончился их бесконечный танец на отполированных до зеркального блеска магнолиевых полах гостиной. Одиночество нанесло Папе смертельную рану, и три недели спустя он последовал за бабушкой. Врач сказал мне, что его сердце – вполне здоровое, не имевшее никаких изъянов – вдруг остановилось ни с того ни с сего. Теперь я думаю – врач просто не смог подобрать подходящую медицинскую терминологию, чтобы описать смерть от разбитого сердца, но это было уже не важно. Папа умер. И это было единственным, что имело значение.

      В детстве мне всегда хотелось побывать на Дальнем Западе. Когда бабушка и Папа скончались, я счел это подходящим предлогом, чтобы пуститься в дорогу. Бросив колледж, я отправился в путь, держа курс на закатное солнце. В детстве мы с Папой пересмотрели почти все классические вестерны, поэтому открытое пространство прерий было исполнено для меня бесконечного обаяния. Кроме того, где-то там, на западе, находились легендарные Скалистые горы, на которые я тоже был не прочь взглянуть.

      На протяжении нескольких недель я ехал все вперед и вперед, глядя, как за окнами моей машины одна гора сменяет другую. Я видел Большой каньон и даже омочил ноги в Тихом океане. В те времена – как, впрочем, и сейчас – я был очень нетребователен в пище и неприхотлив в смысле бытовых удобств, поэтому питался я почти исключительно арахисовым маслом, а спал в кузове своего грузовичка вместе с Блу. Мы согревали друг друга, и даже ночной холод был нам нипочем.

      Мы были уже в Нью-Мексико, когда у меня закончились деньги, поэтому волей-неволей нам пришлось повернуть назад. В Диггер я вернулся спустя год после смерти Папы и был неприятно поражен тем, как изменился наш дом за время моего отсутствия. Мне он всегда казался незыблемым, неподвластным времени и неуязвимым для любых перемен, но сейчас я увидел, что сад заполонили