Гвенди и ее шкатулка. Стивен Кинг

одиннадцати. Будешь высокой для девчонки.

      – Я уже чуточку подросла, – говорит Гвенди, – но я не собираюсь ждать.

      – Я так и думал, – отвечает Фаррис. – Не жди, не скули и не ной, а разбирайся с проблемой. Атакуй ее в лоб. Восхитительно. Поэтому мне и хотелось с тобой познакомиться.

      – Было приятно с вами поговорить, мистер Фаррис, но мне действительно надо идти.

      – Нет. Тебе надо остаться здесь. – Он больше не улыбается. Выражение его лица стало строгим, голубые глаза как будто сделались серыми. Тень от шляпы лежит тонкой линией у него на лбу, словно татуировка. – У меня для тебя кое-что есть. Подарок. Потому что ты именно та, для кого он предназначен.

      – Я не принимаю подарки от незнакомцев, – говорит Гвенди. Вот теперь ей становится чуточку страшно. А может быть, и не чуточку.

      – Знать имя – не значит знать человека, тут я согласен, но мы с тобой не совсем незнакомцы. Я тебя знаю – и знаю, что вещь, которую я собираюсь тебе отдать, была сделана для кого-то такого, как ты. Еще очень юного, но твердо стоящего на ногах. Я знал тебя, Гвенди, еще до того, как увидел. И вот мы встретились. – Он сдвигается на край скамейки и похлопывает рукой по сиденью. – Присядь рядом со мной.

      Медленно, словно во сне, Гвенди подходит к скамейке.

      – Вы… Мистер Фаррис, вы хотите меня обидеть?

      Он улыбается.

      – Схватить тебя? Затащить в кусты и надругаться? – Он указывает на тропинку, ведущую к детской площадке, где две или три дюжины детишек в футболках Детского дневного лагеря Касл-Рока качаются на качелях, съезжают с горок и карабкаются по лесенкам под присмотром четырех вожатых. – Вряд ли получится при таком-то скоплении народа. К тому же я не испытываю сексуального интереса к малолетним девочкам. Как правило, девчонки не интересуют меня в принципе, но, как я уже говорил – или подразумевал, – ты не такая, как все. А теперь сядь.

      Она садится. Пот, покрывающий ее тело, вдруг становится ледяным. Почему-то ей кажется, что, вопреки всем его уверениям, он попытается ее поцеловать, невзирая на ребятишек на детской площадке и их вожатых. Но опасения Гвенди напрасны. Мистер Фаррис ее не целует. Он вынимает из-под скамейки холщовый мешок с завязкой. Открывает его и достает красивую лакированную шкатулку из красного дерева, густо-коричневого и как будто мерцающего алыми искрами под слоем лака. Шкатулка примерно пятнадцати дюймов в длину, около фута в ширину, а в высоту вдвое меньше. Гвенди сразу же хочется заполучить эту шкатулку. И вовсе не потому, что она очень красивая. А потому, что это ее шкатулка. Как что-то по-настоящему ценное и любимое, что-то утерянное так давно, что почти забылось, а теперь вдруг нашлось. Что-то, чем Гвенди владела в другой жизни, в которой была принцессой или кем-то еще.

      – Что это? – спрашивает она вполголоса.

      – Пульт управления, – говорит Фаррис. – Твой пульт управления. Смотри.

      Он наклоняет шкатулку, чтобы Гвенди увидела кнопки на крышке, шесть в три ряда по две и еще по одной с двух сторон от рядов. Всего восемь. Пары такие: светло-зеленая