Биарриц-сюита. Бронислава Бродская

ни на что не способен.» Мать смотрела, сколько он кладет ложек сахара в чай, следила из скольких яиц он делает яичницу. Когда Егор стал постарше, он в таких случаях, гордо отодвигал тарелку, выходил из-за стола, и захлопывал дверь в свою комнату. Но замка там не было и мать обязательно приходила и продолжала читать ему занудные уроки морали, полные унизительных оскорблений.

      В детстве Егор ее боялся. Он увидел себя, совсем маленького. Он болеет, у него ангина. Мать, полная решимости его полечить, кипятит молоко и наливает его в небольшую кружку. Егор видит горячее с пенкой молоко. Сейчас мать будет заставлять его взять эту жуткую кружку. В свои пять лет, он прекрасно знает, что выпить это молоко он не сможет. Он панически боится горячего и не может вынести вида пенки. Его будет рвать и мать, увидя рвоту, начнет его бить. Егор бегом спасается в своей комнате, закрывает дверь, убого баррикадирует ее стулом, и в панике прячется под кроватью. Вот мать с криками, с кружкой горячего молока пытается отодвинуть дверь, а он лежит, сжавшись под кроватью, не помня себя от ужаса, из глаз у него льются слезы и смешиваются с соплями. Мать врывается в комнату, Егор оглушен ее криками, взахлеб рыдает… и его рвет, прямо под кроватью.

      Что это на него нашло? Егор отдал стюардессе поднос с недоеденным завтраком, оставив себе только кофе. От давнего видения замутило. Через пару месяцев ему исполнится 50 лет, как в Москве говорят "полтос". Он, что через 45 лет, не может забыть разъяренную маму с кружкой горячего молока? Надо просто взять себя в руки. Уже нет ни мамы, ни того дрожащего мальчишки. Или что-то от несчастного забитого пацана в нем осталось? Мать сделала его недоверчивым, хитрым, изворотливым, а главное совсем никогда не умеющим расслабиться, всегда ждущим от других подвоха.

      Французы сзади продолжали оживленно болтать и Егор стал думать, как к ним подойти познакомиться. Так захотелось поговорить по-французски. Мысли его переключились, нужен был предлог для знакомства. Егор встал, и наклонившись над крайним креслом, где сидела средних лет француженка, вежливо сказал: «Bonjour, madame. N"avez-vous pas quelque livre, que je puisse lire?». Он так собой был горд, даже на автомате употребил давно забытый Subjonctif. Дама лучезарно улыбнулась и протянула ему какой-то роман в яркой обложке карманного издания. Егор взял книгу в руки, хотя читать ее он ее вовсе не собирался. Их диалог продолжался, непринужденный, легкий, светский, как раз такой, на который Егор и рассчитывал. Французы были в Москве, навещали сына, который работает шеф-поваром в одном из московских ресторанов. Егор, естественно, поинтересовался в каком и обещал сходить "передать привет от родителей". Французы летели домой, приглашали к ним зайти, муж обещал покатать москвича на маленькой яхте. Егор записал их телефон. Мысли о прошлом его полностью оставили.

      Задерганный, нервный, закомплексованный, настороженный мужчина средних лет за одну минуту превратился в обаятельного, свободно говорящего по-французски, уверенного в себе плейбоя, едущего на пару дней в Биарриц, просто,