Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867). А. Л. Зиссерман

хахматского хевсура как на человека, известного своей храбростью, ловкостью и тоже знающего кистинский язык, советуя взять его с собой, ибо на всякий случай лишний де человек не помешает. Условившись еще насчет различных подробностей, мы разошлись.

      День прошел в приготовлениях, отчасти в препирательствах с В., который, особенно после обеда, то заговаривал о нежелании идти, то требовал от меня прочных ручательств, что он не будет взят в плен и прочее. Однако все, наконец, уладилось, и на следующий день к восьми часам утра мы собрались на площадку (В. и его урядник в папахах и старых черкесках сверх форменных кафтанов, так что только вблизи можно было бы заметить несовершенство горского костюма), где все и узнали, куда мы решились направиться. Впечатление было различное: тионетские наши спутники, мирные грузины, считали дело чуть не сумасшествием, а старшина их (нацвли) Давид Годжия Швили, мой кум и родственно преданный мне человек, просто схватился за мою руку, грозя не пустить. Шатильцы смотрели равнодушнее, советовали, однако, быть осторожными и не совсем доверять полупокорным аулам, «а впрочем, таких шесть молодцов могут-де постоять за себя и против двадцати», прибавили горские дипломаты. Я, со своей стороны, чувствовал только некоторое усиленное сердцебиение, но вообще был уверен, что все кончится благополучно; да я не только в этот раз, а постоянно, в течение двадцати пяти лет кавказской службы, как будто верил в счастливую звезду свою и пускался зачастую безо всякой особой надобности, так сказать, очертя голову, в рискованные путешествия, почти убежденный, что беда меня непременно минует.

      Наконец, попрощавшись со всеми и отклонив предположенные проводы Челокаева, мы тронулись в путь по левому берегу Аргуна, едва заметной, полузанесенной снегом тропинкой. Порядок марша установили мы следующий: впереди шатилец (авангард), затем Важика и я (главная колонна), далее урядник Астахов, ведущий катера (обоз), и г-н В. с хахматским хевсуром (арьергард). У последнего за спиной была гуда (кожаный мешок) с драгоценными остатками тифлисских запасов: бутылки три рому и две портеру, немного сардинок, сыру и прочего.

XVIII.

      Поднявшись на возвышенную плоскость, о которой я уже упоминал прежде, мы на полускате достигли небольшой непокорной кистинской деревушки Джарего, которую никак нельзя было миновать. К счастью, мы застали дома одного из друзей наших шатильцев, вызвавшегося за приличное вознаграждение провожать нас до Владикавказа. Он недолго собирался, и мы пустились далее в ущелье, занятое шестью аулами общества Митхо, и прошли его боковыми дорожками.

      Не более десяти верст прошли мы от Шатиля, а какая разница в характере местности, в постройке домов, в физиономии, костюме и вооружении жителей! В Хевсурии горы – масса громадных скал, из трещин которых изредка торчат сосны; здесь они не скалисты, гораздо ниже, покатости покрыты травой, дома не так стеснены, лучше построены, смотрятся опрятнее, по углам каждой деревни симметрично расположены