я был в ту пору. Граф садился за свою партию ломбера, когда все гости уже нашли свои занятия за танцами, игрой или в кружках, группировавшихся около графини Елисаветы Ксаверьевны или около жившей в их доме старой приятельницы графини Шуазель де Гуфье. В одиннадцать часов Михаил Семенович незаметно уходил, и за ужином его очень редко можно было видеть. Он вел вообще жизнь педантически-регулярную, как истый английский лорд: вставал в семь, в восемь уже сидел в кабинете, выслушивая чтение иностранных газет, в девять тут же завтракал обильно по-английски, в двенадцать выпивал рюмочку с наперсток коньяку, закусывая крошками сухарика, в четыре отправлялся верхом или в экипаже, а в хорошую погоду пешком с графиней гулять, в шесть обедал, в одиннадцать удалялся на покой и выслушивал еще доклады своего метрдотеля, главного кухмистера да болтовню своего ловкого, всему Кавказу хорошо известного камердинера Джовани, то есть просто Ивана Мартыныча, из одесских, кажется, молдаван, – лицо знаменитое в двух отношениях: во-первых, он был безо всякого преувеличения русский Меццофанти и говорил одинаково бегло на двадцати, по крайней мере, европейских и восточных языках, в том числе по-гречески, по-черногорски, по-болгарски и прочее; во-вторых, он так играл на бильярде, что на его игру сходились смотреть как на представление фокусника, он делывал по несколько сотен очков на одном и том же красном шаре, какие-то заказные триплеты, означал мелом место, где его шар должен остановиться и т. п. Вообще, этот Джовани был человек недюжинный, и про многих генералов говорили, что они при встрече весьма любезно жали ему руку, спрашивая о здоровье… Был тогда в Тифлисе полковник Д., командир гренадерского полка, так тот не стеснялся и делал это даже при других, да приглашал нередко Джовани к себе на завтраки. Он же, Д., был постоянный партнер графа в ломбер и, чтобы не упустить только этот дорогой для него случай – стать, так сказать, домашним человеком графа, он ломберу выучился в одну ночь у того же Джовани…
Никак не могу вспомнить теперь, как и через кого довел я до сведения графа о моей записке и о просьбе перевести меня в другое место на службу. Чуть ли не через любимца графа молодого князя Илью Орбельяни, знавшего меня с поездки через Тионеты и очень дружелюбно меня встречавшего всегда в Тифлисе; он, по-видимому, не только не сочувствовал новому назначению Левана Челокаева, но в виде шутки мне говорил: как вам нравится ваш новый начальник камбечи (буйвол)? Говорил он со мной всегда по-грузински и, должно быть, это его так и располагало ко мне. Человек он был хоть без образования, но умный, весьма симпатичный и во всех отношениях прекрасный; пользовался неограниченным расположением графа Воронцова, которым во зло не употреблял. Молодой, красивый, он женился на царевне грузинской Варваре Ильиничне, был после командиром Грузинского гренадерского полка и в чине генерал-майора погиб в сражении с турками при Баш-Кадыкларе от смертельной раны (1853) (он, будучи адъютантом генерала Фези, был в 1842
