Я пришёл помирить человека с природой. Поводырь. Юрий Анатольевич Ермаков

Божьей Матери. Ульяна же само венчание помнила, но что она говорила и что обещала вспомнить не могла. Для неё это событие было завешано туманом. Да и в словах ли дело? Главное, что она всю жизнь была верна Порфирию, а «материализм»… Что с ним поделаешь? Такова была её природа.

      Через два дня они, наконец, добрались до дома. Порфирий вошёл в дом отца и представил Ульяну.

      – Вот, отец, моя невеста, Ульяной зовут.

      – Ну раз невеста, значит скоро свадьбу сыграем, – одобрил отец, – слышь, мать, Порфирий-то невесту на фронте добыл.

      Вышла Матрёна, обняла сына, посмотрела на Ульяну, и сказала:

      – Вроде справная девка, молодец Паршек. Ну проходите, закусите чем бог послал, небось с дороги-то оголодали.

      Вот так Ульяна стала женой Порфирия.

      Порфирий посмотрел на Философа и мягко улыбнулся. Философ почувствовал, что сейчас Порфирию не до разговоров, встал и отправился к себе в палату. А Порфирий вспоминал свою нелёгкую жизнь.

      Ещё лет тридцать назад, когда со всех сторон стекались люди, и Порфирий всех принимал и многие благодарили его за помощь и науку, случилось с Ульяной вот что: проснулась она как-то ночью и чувствует, что правая рука её не слушается – лежит, как мёртвая, и шевельнуть ей Ульяна не может. Испугалась Ульяна, но Порфирию ничего не сказала. Уснула с мыслью – утром пройдёт.

      Утром поднялась – рука, как плеть висит. Попробовала другой рукой поднять её и такая боль пронзила её, что она закричала благим матом и страх охватил её.

      Порфирий в это время был на дворе – зарядку свою делал. Услыхал он крик, пошёл в дом. Видит сидит Ульяна на постели белая, как снег, руку висячую гладит, а из глаз слёзы текут.

      Подошёл Порфирий к жене и, ни слова не говоря, повалил её на постель, на живот перевернул, а сам начал своими руками по позвоночнику бегать. Побегал, побегал, нашёл точку, да как надавит на эту точку. Из глаз Ульяны искры посыпались. Боль страшная всё её существо пронзила.

      – Да что ж ты делаешь-то, ирод проклятый, – завопила Ульяна. Порфирий отошёл от неё и говорит:

      – В последний раз помогаю тебе по своей воле. Боле не притронусь, пока не попросишь.

      Сказал и пошёл на двор продолжать зарядку делать. А Ульяна села на постели и с удивлением и страхом стала «больной» рукой двигать. А та двигается и даже памяти о той боли, что только что была, не оказывает. Будто и не болела вовсе. И не висела только что плетью.

      И вот сейчас, по прошествии тридцати лет, лёжа в постели, и уже полгода не вставая, Ульяна вспомнила тот случай. И вспомнила она не чудесное излечение руки, а ту страшную боль, что предшествовала выздоровлению. И страх этой боли затуманивал её разум. Соседка, что ухаживала за ней, сколько раз просила её усмирить гордыню.

      – Попроси Паршека – он тебе поможет, – говорила она.

      Но не гордыня тут руководила Ульяной, а страх, животный страх перед болью. Да и всю жизнь, пока она жила с Порфирием, никак