Новенький. Трейси Шевалье

на Олимпийских играх 1968 года в Мехико. Осей расстроился. Сиси пятнадцать лет – не слишком ли рано идти в революционерки? Он тосковал по тем временам, когда они были близки, вдвоем играли в карты или разучивали танцы из «Соул трэйн». Он тосковал даже по ее мрачному подростковому молчанию. Лишь бы не слышать этих новых разговоров про угнетателей и угнетенных.

      В тот день Оу покинул Центральный парк, не выдав себя. Он ничего не сказал Сиси. Не рассказал и родителям, чем занимается сестра. Мистер и миссис Кокоте пребывали в счастливом неведении относительно новых увлечений дочери.

      В свое время, перед переездом в Вашингтон, мать заставила Осея сходить в парикмахерскую, и он лишился своего афро. Он гордился прической, носил с собой в заднем кармане брюк гребень повсюду, куда бы ни пошел, чтобы при случае причесаться и держать голову в порядке. Обычно Осей не спорил с родителями, но против стрижки он возражал отчаянно. «Ну почему?» – вопрошал он.

      – В этом доме придают слишком много значения волосам, – с намеком обронила мать. – Так будет лучше для первого знакомства.

      Оу продолжал возражать, и тогда вмешался отец.

      – Сын, делай, как велит мать, и не задавай вопросов, почему она так решила. Она знает, что говорит.

      Эти слова положили конец спору и его прическе.

      – Бедный братик, – сказала Сиси, когда увидела его после парикмахерской, и усмехнулась:

      – Ты похож на стриженую овцу.

      Ее собственная афроприческа осталась в целости и сохранности.

      Когда Осей вошел в класс вместе с Ди, учитель оттолкнул другого школьника, и у них не оставалось иного выбора, как сесть за одну парту. Парты были расставлены по четыре, квадратом. Это решение учителя, похоже, удивило всех, потому что Оу услышал, как по классу пробежал шепот, но затих, когда учитель прочистил горло и заговорил.

      – У тебя есть ручки, карандаши, линейка и резинка? – спросил он у новенького.

      Осей застыл, не желая вынимать розово-клубничный пенал, потому что ясно предвидел, какая травля тут начнется, но понятия не имел, как ему поступить. Зато Ди быстро сообразила.

      Засунув руку в парту, она достала свой пенал, положила себе на колени и незаметно под столом передала Осею.

      – Да, мистер…

      – Мистер Брабант, – шепотом подсказала Ди.

      – Мистер Брабант. – Осей протянул пенал.

      Пенал был белый – сам Оу не выбрал бы этот цвет – но хотя бы не розовый, что уже хорошо. На крышке Снупи, пес из комиксов про Чарли Брауна, он сидел на своей красной будке за пишущей машинкой. Снупи Осея вполне устраивал, он любил его больше, чем несчастного Чарли Брауна или зазнайку Люси. Разумный Линус тоже сгодился бы или Шредер, который играл на пианино. Но Снупи даже предпочтительней всех: как-никак не белый, шерстка в черных пятнах.

      В другом конце класса одна девочка – очень хорошенькая, но изуродованная нелепой попыткой принарядиться – широко открыла рот, сразу узнав пенал своей подруги Ди.

      Однако