Белый отель. Д. М. Томас

больше, чем мужа. И это не оказалось неприятным, более того – это настолько не было неприятным, что она, недоумевая, стискивала его губами, ласкала языком и сосала, так что он наливался у нее во рту еще большей силой, пока наконец брызнувшая из него струя не ударила ей в гортань. Обуреваемый ревностью, он поносил ее мерзкими словами, которые возбуждали ее весьма необычным образом.

      Это по-новому взволновало их, как раз тогда, когда они полагали, что новизна уже себя исчерпала. И, в нарушение всех общеизвестных норм, примерно в это же время в груди у нее снова появилось молоко – так нескончаемо долго приникал он к ее соскам.

      Когда они спустились к обеду, ей казалось, что груди у нее вот-вот лопнут. Они наслаждались жизнерадостным шумом, смехом постояльцев, беготней официантов, искрометностью цыганского оркестра, ароматом блюд; ее переполненные груди, подпрыгивавшие под шелком, когда она проходила между столов, восторгались всем этим. Атмосфера белого отеля была восстановлена. Время все излечило. Жизнерадостность воскресла. Цыгане обнаружили среди постояльцев итальянского скрипача, игравшего в одном из прославленных оркестров; он был несравненно лучше погибшего собрата по профессии, так что они, хотя и скорбели по своему товарищу, от души радовались великолепным звукам, рождаемым ими, ибо вызов, брошенный им новым музыкантом, заставил их скромное мастерство подняться к новым высотам.

      Кое-кто из постояльцев уехал, и метрдотель получил возможность предложить молодым влюбленным новый, более просторный стол. Они сели обедать с мадам Коттен и священником. Те, проведя весь день на солнце и свежем воздухе, пребывали в безмятежном, приподнятом состоянии духа. Краснолицый старик поощряюще и одобрительно взмахнул рукой, когда молодая женщина расстегнула лиф платья, объяснив, что груди у нее переполнены и болят. Он посочувствовал, потому что его мать страдала тем же самым, когда была помоложе. Юноша, салфеткой вытерев с губ красное вино, наклонился, чтобы взять в рот сосок, но прежде, чем он успел это сделать, молоко ударило струей, попав на скатерть. Женщина пунцово покраснела и рассыпалась в извинениях, но отец Марек и мадам Коттен рассмеялись, отвергая их, а официант подбежал и вытер лужицу своим белым полотенцем, оставив лишь крохотное пятнышко. Он спросил, не надо ли заменить скатерть, но все сказали, что в этом нет необходимости – ведь это всего лишь безобидное молоко.

      Молодая женщина заметила, как задумчиво смотрел священник на ее полную грудь, которую сосал ее любовник. Он поигрывал стоявшим перед ним стаканом с водой, скрытно мечтая о чем-нибудь покрепче. Она спросила его, не согласится ли он взять другую грудь и пососать из нее.

      – Вы в самом деле не против? – сказал старый священник, тронутый и польщенный. – Не могу не признать, что это весьма соблазнительно.

      Он взглянул на мадам Коттен, которая улыбнулась ему в знак согласия.

      – Так оно и есть! Да! И потом, мы так много прошли пешком.

      Она осушила