Воспоминания генерала Российской армии. 1861–1919. М. М. Иванов

в патриотический институт.

      Я занимал две маленькие комнатки, одна окнами на улицу, кухонька и отдельный ход прямо на улицу, и всего за 10 руб. Теперь я отдохнул от ежедневной беготни, казармы были – 5 минут ходу. Как я говорил, так и вышло: наши двор не поделили и перестали даже ходить друг к другу. Вечера проводил или за чтением, или на репетициях в кружке или в театре, у себя почти что никого не принимал – боялся пьянства.

      В этом году начался «альянс» с французами.

      Из Болгарии приехал сын моего крестного отца, штабс-капитан Нежинского полка Николай Викторович Греченков, женившийся в Болгарии на дочери воронежского помещика Котошихина, Лидии Николаевне. Его вскоре назначили полковым адъютантом. Семейные дела его совершенно погубили, он начал пить, и вскоре и он, и она погибли в московских трущобах…

1888

      Новый, 1888 год встречал в полку и отбивал 12 ударов – начало нового года. В марте сдал должность батальонного адъютанта и принял охотничью команду[47]. По принятии в охотничью команду собрал, выписал всю литературу, касающуюся дела разведки и охоты как развития разведчика, засел, усвоил суть дела, составил обстоятельный доклад и программу, все это начальство утвердило, и я начал действовать. Через год моя команда была образцовая.

      Маневры были в Ярославском и Ростовском уездах, за время их у меня было два случая. Первый был большой привал нашего отряда в селе Семибратово, офицерство зашло в трактир закусить и попить чаю, я также зашел и занял столик у стены, за соседним столом села компания офицеров, в числе которой был недавно произведенный подпоручик Д. Ф. Бочаров. Как всегда зашла речь об истории села Семибратова, я рассказывал, что знал. Все обратили внимание на картину, висевшую надо мной на стене, старинная, очень хорошая гравюра была – «Явление отроку Варфоломею (будущему преподобному Сергию)», я рассказал и это, по просьбе тех же офицеров на мой рассказ; полупьяный подпоручик Бочаров позволил сказать: «Этот Иванов все врет», – на что я, сдерживая себя, сказал источники, из которых я почерпнул рассказ, на это Бочаров сказал: «Вы ничего не понимаете», и еще какую-то дерзость, на что я ему сказал: «И дурак же Вы, купец Бочаров»[48]. Бочаров, пошатываясь, встал и сказал: «Я вы-зы-ваю Ва-а-ас на ду-е-е-е-ль». Я ответил: «Хоть сию минуту», – Бочаров замолчал и сел на стул. Прочие офицеры сказали: «Митя, сократись», – и Митя сократился, а вечером извинился.

      Наш полк стоял около села Судина. Было воскресенье, и я верхом отправился осмотреть окрестности г. Ростова. Заехал в погост «Богослов на Ишме» (в четырех верстах от города), здесь замечательная церковь, деревянная, основная из «кондового» леса, постройки XVI столетия, все сохранилось до последней мелочи: железные подсвечники, кадила, Царские врата изумительной резьбы по дереву, мелкотравчатой. В 1855 году накренившуюся церковь увидел проезжавший государь Александр II, заехал, осмотрел ее и пожертвовал 5000 руб. на исправление, но не переделку. На следующий день, по моему совету,

47

Впоследствии охотничьи команды были переименованы в более привычные современному слуху команды разведчиков.

48

Со стороны автора воспоминаний последовала не меньшая дерзость: несмотря на всю возможную разницу в происхождении, после производства в первый офицерский чин получалось личное дворянство, а по достижении чина полковника (с 1856) – потомственное. Право на потомственное же дворянство получали награжденные орденом Св. Владимира 4-й степени (после 1900 – 3-й степени).