Тревожных симптомов нет (сборник). Илья Варшавский

окончания слов.

      – Налево, пассажирский зал, окно номер три.

      – Спасибо! – Марсианка тряхнула серебряными кудрями и, бросив через плечо внимательный взгляд на Климова, пошла к двери. Палантин из бесценных шкурок небрежно волочился по полу.

      «Дрянь! – с неожиданной злобой подумал Климов. – Искательница приключений! Навязали себе на шею планетку с угасающей культурой. Страшно подумать, сколько мы туда вбухали, а что толку! Разве что наши девчонки стали красить губы золотой краской. Туристочка!»

      Он отвратительно чувствовал себя. От сердца к горлу поднимался тяжелый, горький комок, ломило затылок, болели все суставы.

      «Не хватало только, чтобы я свалился».

      Он проглядел расписание грузовых рейсов и направился в пассажирский зал.

      В углу, под светящейся схемой космических трасс, группа молодых парней играла в бойк – игру, завезенную космонавтами с Марса. При каждом броске костей они поднимали крик, как на футбольном матче.

      «Технические эксперты, все туда же», – подумал Климов.

      Он толкнул дверь и зашел в бар.

      Там еще было мало народу. Чета американцев – судя по экзотическим костюмам со множеством застежек и ботинкам на толстенной подошве, туристы – пила коктейли, да неопределенного вида субъект просматривал журналы.

      Ружена – в белом халате с засученными рукавами – колдовала над микшером.

      – Здравствуй, Витя! – сказала она, вытаскивая пробку из бутылки с яркой этикеткой. – Ты сегодня неважно выглядишь. Хочешь коньяку?

      Климов зажмурил глаза и проглотил слюну.

      Рюмка коньяку – вот, пожалуй, то, что ему сейчас нужно.

      – Нельзя, – сказал он, садясь на табурет, – я ведь в резерве. Дай, пожалуйста, кофе, и не очень крепкий.

      – Ничего нового?

      – Нет. Что может быть нового… в моем положении?

      Он взял протянутую чашку и поставил перед собой, расплескав половину на стойку.

      Ружена подвинула ему сахар.

      – Нельзя так, милый. Ты же совсем болен. Пора все это бросать. Нельзя обманывать самого себя. Космос выжимает человека до предела. Я знала людей, которые уже к тридцати пяти годам никуда не годились, а ведь тебе…

      – Да, от этого никуда не спрячешься.

      Американец поднял голову и щелкнул языком. В дверях стояла марсианка.

      – Бутылку муската, крымского, – бросила она, направляясь к столику у окна.

      – Ну, я пошел, – сказал Климов, – мне еще нужно в диспетчерскую.

      – Я сменяюсь в двенадцать. Заходи за мной, проводишь домой. Может быть, останешься, – добавила она тихо, – навсегда?

      – Зайду, – сказал Климов, – если освобожусь.

      «Если освобожусь, – подумал он. – Что за чушь! От чего тебе освобождаться, пилот второго резерва? Ты сегодня будешь свободен, как и вчера и как месяц назад, как свободен уже три года. Никто тебя никуда и никогда не пошлет. Тебя терпят здесь только из сострадания, потому что знают, что ты не можешь не приходить сюда каждый день, чтобы поймать свой единственный шанс. Приходишь в надежде на чудо,