Клинок из черной стали. Алекс Маршалл

в зубы, но тогда пришлось бы встать между Вратами и шеренгой пленных, а этого определенно не следовало делать. Она ограничилась насмешливым поклоном.

      – Холодный Кобальт, единственная и неповторимая, призрак из вашего преступного прошлого, – проговорила она, выпрямившись. – Полагаю, как раз ты можешь помнить меня с тех времен, когда Доминго гонялся за мной по всей империи. Или ты поступил на военную службу, уже пребывая в старческом маразме, и знаешь Софию только по байкам, что обо мне рассказывают?

      – Нет, мне хорошо знакома твоя мерзкая рожа! – прокричал старик, и вены на его шее вздулись от напряжения. – Я помню тебя, Кобальтовая София, можешь не сомневаться! И повторяю еще раз: чушь собачья!

      – Ах вот как?

      Что-то холодное шевельнулось в груди Софии, как будто клубок ледяных питонов пробудился от зимней спячки в своем гнезде.

      – Ты годами терзала Звезду, прикончила больше людей, чем я видел за семьдесят лет жизни, а теперь скулишь из-за нескольких паршивых крестьян? Ты уготовила нам судьбу много хуже смерти за это ужасное преступление, хотя сама со своими кобальтовыми трусами совершала злодеяние вдвое ужаснее каждый день перед завтраком! – Он сорвался на визг. – Ты несешь чушь, холодная стерва! Ты лжешь! Ты сама – обман! Такой же, как и раньше, – в камзоле, но без порток!

      Он расхохотался густым, хриплым смехом, напоминающим кашель, так что выступили слезы, и потряс кулаком в браслете наручников.

      Это была неправда. Неправда! София никогда не уничтожала без причины целые деревни, как сделали с Курском, не поднимала на пики невинных жителей… Но разве невинные не погибали? И на войне, и после, когда София стала королевой, – все ее попытки прекратить жестокие забавы аристократов и разделить богатство империи между ее гражданами обернулись трудовыми лагерями и еще худшими злодеяниями в провинциях. Узнав об ужасах, творимых от ее имени, она задумала новые реформы, но к тому времени тысячи людей уже заплатили жизнью за ее небрежение и ошибки. Поэтому преемница и явилась однажды за головой Софии… В конце концов людям Индсорит выпала такая же судьба, какую кавалеристы Пятнадцатого полка уготовили жителям Курска. Так что этот азгаротийский старый пень не сказал ничего нового.

      Но в душе уже затянулся холодный узел, такой тугой, что распутать его будет непросто. И ко всему прочему, старик, сам принимавший участие в той резне, сейчас смеется ей в глаза.

      – Благодарение небесам… преступники наконец-то пойманы! – прохрипел он, задыхаясь от хохота. – Холодная София… спешит на помощь! Чушь собачья!

      София была спокойной женщиной, очень спокойной. Но Пурна даже не успела понять, что произошло. Чужая рука выхватила у нее из кобуры пистолет, взвела колесцо и направила ствол на болтуна. Пурна выкрикнула имя Софии, Дигглби благоразумно отскочил в сторону, и только старик продолжал хохотать, даже после того, как грянул выстрел.

      Дым мгновенно рассеялся, вернее, его засосало во Врата, и София увидела, что она все-таки заставила старика