Санаторий. Алексей Притуляк

покидали позиции, чтобы добежать до столовки, выпить полагающийся кефир с булочкой.

      На осинах за складами вдруг заполошно закричали галки, застрекотали сороки, разорались так, будто сорочий бог объявил им немедленный конец света. Комьями падал с ветвей сбитый птицами тяжёлый снег.

      – Не к добру это, – пробормотал Ездра. – Слышь, Молчун, твари божьи на людей гомонят. Я так располагаю, беляки нам в тыл, это, решили зайти. Давай-ка ты со своей базукой повертайся в ту сторону. И ты, Дылда, слышь, и ты тоже Тошнот. Слюнтяй, давай с ними. Чомба, возьми Антиподову снайперку и – туда же.

      – Ты, Ездра, в будённые что ли записался? – сварливо окрысился Дылда. – В чапаи?

      – Куда я записался – не твоего ума дело, – спокойно отозвался Ездра. – Тебя туда и посмертно не запишут, так что делай, что тебе велено, Дылдушка, или вали из окопа – и без тебя преодолеем.

      Дылда скривил презрительно-насмешливую мину, пожевал губами, но дальше дерзить не решился, а послушно повернулся и шагнул к другой стороне окопа, уставился на осиновую заросль и даже руку козырьком поднёс ко лбу, шутовски изображая Илью Муромца.

      И тут из осин явился – внезапно как-то, словно рос там, рос и вот, наконец, вырос – конь непонятной белесой масти, на котором подбоченясь сидел всадник в драной фуфайке и битом молью малахае с торчащими в стороны ушами.

      – Это чего за конь, …? – изрёк Тошнот.

      – Конь блед, – поправил Ездра.

      Не сразу, но рассмотрели, что всадником был санаторский дурачок Чиполлино. В руках он держал горн и, кажется, пытался выдуть из него то ли резвую пионерскую «Зорьку», то ли скорбный «De profundis».

      – Он за нас или за них? – раздумчиво бросил Чомба.

      – Он за мир во всём мире, – ухмыльнулся Тошнот.

      – Первый Ангел вострубил, – нараспев произнёс Иона, – и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.

      – Ишь ты! – поджал губы Дылда. – А может, этот – не первый?

      – С остальными всё – ещё хуже, – покачал головой Ездра.

      – Так чего, шмальнуть что ли? – вопросил Чомба, припадая к прицелу и разглядывая в него всадника.

      – Нет! – подпрыгнул Ездра. – В ангелов не стреляют.

      – Ещё как стреляют, – усмехнулся Дылда. – Ангелов-то и ставят к стенке в первую очередь.

      – Вспомнил! – сумрачно улыбнулся Иона. – Вспомнил же… И ангел в белом, на взлёте снятый, роняя перья (иль клочья ваты?), рванётся криком по-над обрывом и рухнет в бездну комком бескрылым…

      – Это ты к чему? – уставился на него Ездра.

      Иона лишь пожал плечами. Откуда он знает, к чему это, зачем и почему. Почему именно так, а не иначе.

      – Ангел в белом и с ватой в руках – это про них, что ли? – кивнул Дылда в сторону противника в белых халатах.

      – Нет, клочья ваты – из моей фуфайки, – возразил Молчун.

      – На ангела ты не тянешь, Молчун, – усмехнулся Дылда.

      – Так ангел же – Чиполлино, – напомнил