Армагеддон. 1453. Крис Хамфрис

которые отправятся на защиту вашего города.

      – А. Так вот что они празднуют…

      – Именно. – Новый… крестовый поход против турок. – Хамза приложил ладонь к груди.

      – Вряд ли крестовый поход. Я слышал, что сама Генуя ничего не делает. Но это не может помешать некоторым… обеспокоенным гражданам оказать помощь от имени христианского мира. Несколько тысяч человек, не больше.

      – О, здесь наши отчеты расходятся. Я слышал о нескольких сотнях. И хотя никто об этом не трубит, всем им заплачено генуэзским золотом. – Хамза кивнул. – Тем не менее вы преуспели в своем посольстве, не так ли? Пусть даже воинов немного. Хотя я был тут же, пытался убедить дожа не отправлять никого…

      Он вздохнул… и Феон подавил улыбку. Хамза еще толком не вошел в комнату, а шла уже третья схватка их поединка.

      – Прошу, – сказал он, указывая на два стула у очага, в котором пылали дрова, – согрейтесь.

      Турок направился к очагу, и Феон добавил:

      – В тавернах может быть опасно, но там я по крайней мере мог бы предложить вам вина.

      Хамза протянул руки к пламени.

      – Я не пью вино.

      – Правоверный? – заметил Феон, подходя ближе. – Однако не все ваши единоверцы настолько… правильны. Разве ваш недавний султан, да будет с ним мир, не любил квинтэссенцию винограда?

      Глаза Хамзы округлились. Он кое-что знает об этом греке, но что тот знает о нем самом? Ибо покойным султаном был Мурад Великий. Превосходный воин, дипломат, правитель, поэт. Хамза был его виночерпием, его наперсником… его любовником. Мурад подобрал привлекательного сына дубильщика из Лаза, выучил его, тренировал, любил. Создал его. Хамза любил его в ответ – даже за слабость, которая его погубила. И теперь Хамзу удерживала от вина далеко не только вера.

      – Да, любил. Пусть Аллах, милостивый и милосердный, дарует ему покой, – сказал он.

      – А его сын? Ваш новый правитель? Разделяет ли он отцовские… пристрастия?

      Хамза взглянул на грека. Ему не понравилось ударение, сделанное на «пристрастиях».

      – Мехмед тоже правоверный. Но у него страсть к другому.

      – К чему же?

      – К завоеваниям, – негромко ответил Хамза.

      «Интересно, – подумал Феон. – Тут есть некая слабина. Возможно, позже стоит испытать ее еще раз». Турок отвернулся, подсел чуть ближе к огню, и византиец впервые смог хорошо разглядеть его лицо. Не такая уж темная кожа. Хамза обязан своим «оттенком» скорее солнцу, чем племени. Борода почти русая. И светло-голубые глаза.

      – Что ж, – произнес Феон, – возможно, нам следует подробнее поговорить об этом. Но сначала, – опередил он ответ турка, – могу я вам что-нибудь предложить? Финики и сыр? Вода? У торговца водой на этой улице необычайно чистые руки.

      – Благодарю вас, воды.

      Феон шагнул в сторону спальни за водой, но остановился. В этом турке кое-что обнаружилось. Интересно исследовать его глубже.

      – София, – позвал он, – выйди и познакомься с нашим гостем. И принеси воды.

      Хамза удивился, хотя ничем этого не выдал. Он не знал, что Феон держит здесь женщину. Странно,