Капитан Темпеста (сборник). Эмилио Сальгари

падрон, меня никто не подозревает, хотя в тот день, когда ты схватился с Дамасским Львом, многие видели, как я вооружился пистолетом, чтобы убить твоего противника в случае, если бы он тебя только оцарапал своим оружием. Счастье его, что был ранен он, а не ты.

      – А как его здоровье?

      – Ну, у этого турка, должно быть, очень крепкая шкура, падрон. Он почти уже совсем оправился от раны, которую ты ему нанес, и дня через три ему снова можно будет сесть на коня… Но у меня есть для вас другая новость, синьора, она, наверное, очень удивит вас.

      – Какая же именно?

      – Капитан Лащинский тоже поправляется.

      – Лащинский? – в один голос вскричал капитан Темпеста и его лейтенант.

      – Да, синьоры.

      – Да разве он не был убит Мулей-Эль-Каделем?

      – Нет, это только так казалось. У польских медведей очень крепкие кости.

      – И Мулей-Эль-Кадель знал, что поляк только ранен и не добил его? Или он уж не мог этого сделать?

      – Знал, мог, но не добил, потому что поляк отрекся от креста и принял веру пророка, – объяснил Эль-Кадур.

      – Это негодяй и изменник! – с негодованием вскричал Перпиньяно. – Пошел в ряды врагов своих братьев по религии и оружию!

      – Да, как только он встанет на ноги, его сделают капитаном турецкой армии, – подтвердил Эль-Кадур. – Один из пашей уже обещал ему это.

      Капитан Темпеста тихо проговорил, как бы про себя:

      – Этот человек должен смертельно ненавидеть меня. Хотя я и не сделал ему никакого зла, но он…

      – Что же вы не договариваете, капитан Темпеста? – спросил Перпиньяно, видя, что тот вдруг замялся.

      Вместо того, чтоб ответить своему лейтенанту, капитан Темпеста вдруг спросил араба:

      – А других, более отрадных новостей у тебя разве нет?

      – Нет, падрон, – уныло отвечал Эль-Кадур. – Не было никакой возможности добиться, где держат в плену синьора Ле-Гюсьера. Мне очень совестно, что я дал тебе слово и не сдержал его. Но видит Аллах, как я старался! Потому так долго и пропадал: не хотелось ни с чем вернуться…

      – Я верю тебе, Эль-Кадур… Но удивляюсь, как это никто не мог дать тебе никаких сведений насчет местопребывания виконта. Не может же быть, чтобы это не было известно кому-нибудь в стане? …О, Боже мой, должно быть, его убили, потому и молчат! – с глубоким вздохом проговорил капитан Темпеста.

      – Нет, падрон, что он жив – это я узнал наверное, – успокоил его араб. – Мне думается, что его содержат в какой-нибудь из береговых крепостей и уговаривают принять мусульманство. Если бы они его убили, то слух об этом должен был бы дойти сюда и помимо меня, потому что тогда весь их стан говорил бы об этом.

      – Но почему же там никто ничего не говорит о месте его пребывания? Что за необходимость так тщательно скрывать это?

      – Не знаю, падрон. Этого я сам не могу понять.

      – Хорошо, буду спокойно ожидать от тебя дальнейших сведений, – с внезапной решимостью сказал капитан Темпеста. – Но слушайте, что это?

      Ночная